Я принимаю бой - Женя Онегина
– Ксю, прекрати дразнить бедных животных! Если они свернут шеи, что мне придется с ними делать?
– Ты не любишь лебедей?
Он подошел, присел на корточки и открыл рот, предлагая угостить его ягодой. Я засмеялась, взяла самую спелую и аккуратно положила ему на язык. Артур хищно улыбнулся, а я провела пальцем по его губам, вытирая капельки сока. Стальные глаза потемнели. Он сел рядом, заставив меня подвинуться, и шезлонг жалобно скрипнул под его весом. Я схватила с тарелки еще одну ягоду и снова поднесла к его рту. Он нежно обхватил ее губами, лизнув ладонь. Тем временем задирая подол моего сарафана. Лебеди вышли из убежища на мостки и с интересом уставились теперь уже на нас.
– Это какой-то кошмар, Ксю, – простонал Жданов, переводя взгляд на любопытных питомцев, – давай вернемся в дом.
Я счастливо засмеялась.
Мы переехали на залив в самом начале весны, когда я закончила реабилитацию. Травма позвоночника, разрыв суставных связок плеча, перелом ключицы. На этом фоне рассеченная скула была сущей мелочью, но тонкий шрам каждое утро напоминал мне о том дне. Дом на обрыве мы уступили Игорю и его семье. На время, конечно. Друг женился в начале зимы, и теперь пара ожидала прибавления. Мих только что защитил диплом и уехал домой. По этому поводу мы закатили грандиозную вечеринку, на которой пиво лилось рекой, правда мимо меня и четы Шевченко. Никита окончил третий курс и неожиданно перешел на педагогику.
С Артуром окончательно меня помирила мама. Когда настало времени выписываться из травматологии домой, она сообщила, что мы уезжаем в Краков. Потому что одной мне оставаться нельзя. Признаться, я и сама не знала, как смогу в ближайшее время преодолеть невероятную высоту второго этажа, на котором находилась моя квартира. Но уезжать я не собиралась. И тут в палату вошел Жданов и, весело улыбаясь, сообщил, что он, конечно же, не оставит меня одну. А его дом, как и он сам, в моем полном распоряжении. Мама мило улыбнулась, похлопала глазами и выдала:
– Солнышко, ну это же прекрасно! Только скажи мне, кто этот любезный молодой человек?
О, да! В этом была вся моя мама.
– Жданов. Артур, – представился этот невозможный человек, – мы с Ксю…
– Это мой тренер, мама.
– Тренер? – и столько сомнений послышалось в ее голосе, что я в очередной раз убедилась: с интуицией у нее всегда все было в полном порядке.
Я кивнула. А Жданов нахмурился.
– Хорошо. Так даже лучше, – после минутного колебания вынесла вердикт мамочка, – реабилитация. И все-такое.
Я закатила глаза. Артур тщетно пытался скрыть улыбку.
Надо ли говорить, что я его, конечно, простила.
Потому что была неправа сама. И мне хватило смелости в этом признаться. В тот самый день.
Я пришла в себя в машине скорой помощи. Жданов сидел рядом и держал меня за руку. Боль как таковая уже прошла. Под действием обезболивающих, наверное. Но говорить не хотелось. Я прикрыла глаза, снова и снова вспоминая холод песка под спиной тем утром на пустынном пляже и его жадные поцелуи.
Отголоски его крика «Вставай!» все еще звучали в моих ушах, напоминая о случившемся.
Спросила еле слышно:
– Победила?
– Ты победила, глупая.
Я знала, хоть и не видела, что он улыбается.
Металлический лед стола рентгеновского аппарата я буду вспоминать еще долго. Потому что тогда боль вернулась. Я лежала на боку, пытаясь справиться с чувством полной беспомощности, и смотрела в темноту за окном.
А когда Артур забрал меня оттуда, я сказала:
– Прости.
А он ответил:
– Ты победила, глупая. Слышишь?
