Татьяна Корсакова - Третий ключ

– И они сохранились?

– Только одна фотография, – Степаныч покачал головой. – В девяносто втором в поместье случился пожар. Сволота какая-то подожгла флигель, в котором и находилась моя скромная коллекция. Все сгорело, кроме фотокарточки, я ее как раз в тот день домой забрал.

– Фотография у тебя? – Люся аж привстала от нетерпения.

– В моей комнате. Если нужно, могу принести.

– Неси, конечно! Нам в этом деле любая зацепка важна!

Михаил подождал, когда за завхозом закроется дверь, а потом внимательно посмотрел на Люсю:

– Ты же не собираешься лезть в это дело, правда? – хотел спросить заботливо, а получилось требовательно.

– Собираюсь! – тут же вскинулась бывшая. – Потому что мы уже все по уши в этом деле. – Она перевела взгляд на Сандро, добавила: – Все, кроме него. И не смей мне указывать, что я должна делать, а что нет! Ты мне больше не муж!

– Люся, я просто волнуюсь.

– Волнуешься? А что ж ты, такой заботливый, бросаешь меня в этой чертовой глуши совсем одну?! Что ж ты ни разу не поинтересовался, страшно мне или не страшно?!

Не поинтересовался. Потому и не поинтересовался, что боялся, что стоит только проявить внимание, простое человеческое внимание, как все вернется на круги своя, что жизнь его снова перестанет принадлежать только ему, зачахнет под горой обязательств, обид и взаимных претензий. А Люсе, оказывается, страшно, и во всех своих бедах она по старой привычке винит его.

– Молчишь? – Люся резко встала, отошла к окну. – А вот раз молчишь, то и не лезь!

Она хотела еще что-то сказать, но не успела, в комнату вошел Степаныч.

– Вот, – он положил на стол пожелтевший от времени снимок, и все, не сговариваясь, сгрудились вокруг него.

Снимок был постановочный, торжественный и оттого немного наивный. По центру стоял высокий, уже немолодой мужчина с маленьким мальчиком на руках. Взгляд мужчины был направлен не в объектив, а на стоящую рядом женщину, молодую, поразительно красивую, с лицом античной богини.

– Это граф Иван Александрович Полонский с супругой Ольгой Матвеевной. – Пожелтевший от никотина палец Степаныча коснулся сначала одной фигуры, потом другой. – А девочки – это дочки, Лизавета и Анастасия.

Девочки-подростки в одинаковых морских костюмчиках выглядели поразительно серьезно для своих лет, не улыбались и смотрели прямо в объектив. Наверное, это была не природная их серьезность, а всего лишь вынужденная ситуацией. Вряд ли в начале прошлого века фотосъемка была мероприятием обыденным и скучным. Наверняка к ней тщательно готовились, надевали все самое красивое, репетировали перед зеркалом выражение лиц.

– Тысяча девятьсот шестнадцатый год, – прочла Люся надпись в углу фотокарточки. – А когда погибли девочки? – она посмотрела на Степаныча.

– Спустя один и два месяца.

– Как это – спустя один и два месяца? – переспросила Люся.

– А вот так. Лизавета утонула в пруду через месяц после того, как был сделан снимок, а ее сестра – через два.

– Обе утонули? – Люся сделала глубокий вдох, заправила за ухо выбившуюся прядь.

– Обе. В архивах я подробностей не нашел, официально обе смерти считались несчастными случаями.

– А неофициально? – спросил Михаил, всматриваясь в тонкие черты лица графини.

– Неофициально разное говорили. Говорили, что в тысяча девятьсот шестнадцатом году в округе появился душегубец, который душил и топил молодых девушек. Есть основания полагать, что дочери графа Полонского тоже стали его жертвами, но вы же понимаете, афишировать такое никто не стал бы, девочек похоронили, историю замяли.

– И граф не воспользовался своим влиянием, чтобы найти убийцу? – спросил молчавший до этого Сандро. – Да он должен был заставить полицию землю рыть!

– Видимо, не заставил, – развел руками Степаныч.

– А с графиней что случилось? – спросила Люся.

– Умерла. В день смерти второй дочери Ольгу Полонскую нашли в своей комнате бездыханную.

– То есть ее тот таинственный душегуб убить не мог?

– Это исключено.

– И дальше что?

– Дальше граф распорядился создать три скульптуры: Ангелов и Спящей дамы. На тот момент в поместье по приглашению графа гостил талантливый скульптор, механик и ученый Антонио Салидато. Он-то и взялся исполнить это более чем странное пожелание.

– Почему странное? – тут же насторожилась Люся.

– Потому что статуи Антонио Салидато сделал не обычные, а кинетические, – улыбнулся Степаныч.

– Это как?

– Это на манер музыкальных шкатулок. Видала такие когда-нибудь? Открываешь крышечку, и балерина начинает крутить фуэте под музыку.

– Так то ж шкатулки, – Люся недоверчиво покачала головой. – А здесь как же?

– Статуи установили на специальные постаменты, в которых спрятали поворотный механизм. Стоило вставить ключ в замочную скважину и повернуть, как фигуры приходили в движение.

– Фантастика какая-то! Как могут двигаться статуи? Они ж здоровенные и тяжеленные. – Люся отошла от стола, выглянула в окно, точно надеялась разглядеть скульптуры с такого расстояния.

– Двигались, Люся, двигались. Антонио Салидато был гением инженерной мысли, он все продумал до мелочей. Спящая дама по его задумке должна была вращаться вокруг своей оси, а девочки наклонялись друг к другу, точно собирались поболтать. Вот такая механическая иллюзия жизни.

– И что же, их и сейчас можно включить? – Люся вернулась от окна, взяла в руки фотографию.

– Не думаю, – Степаныч покачал головой. – Даже если предположить, что за все эти годы механизмы не пришли в негодность, то все равно у нас нет главного – ключей.

– Где же они? – не унималась Люся. – Вот было бы здорово попробовать!

– Никто не знает где. Возможно, пылятся где-нибудь в доме, а может, хранятся в частной коллекции. Сейчас нам этого уже не узнать. – В голосе Степаныча послышалось искреннее сожаление.

– А если сделать дубликаты? – спросил Михаил.

– Бесполезно, слишком мудреный механизм. Такой легче сломать, чем починить.

– Вай, не о том вы думаете, – покачал головой Сандро. – Тут же вон какая картинка интересная вырисовывается! Выходит, что преступления начались сто лет назад, а нынешние убийства – это уже третий повтор за историю. Ни один убийца столько не проживет!

– Убийца не проживет, а вот статуя запросто, – сказала Люся мрачно. – Что ни говорите, а все это из-за нее.

– В шестнадцатом году, когда начались убийства, статуи еще не существовало, – возразил Михаил.

– Зато графиня существовала! Ну подумай ты, пораскинь мозгами, отчего бы это графу пускать на самотек убийство дочерей? Да мой батя за меня бы любому глотку перегрыз, а этот, вишь, постарался все замять.