Флакон смерти №5 - Антон Валерьевич Леонтьев
На пустынной дорожке никого не было, сбоку тоже, только деревянные и металлические кресты, гранитные памятники, мраморные надгробия.
Но Зоя, чувствуя, что от дынной гнили, которая уже полностью забивала аромат ландышей, у нее начинает кружиться голова, поняла, что ее источник должен быть где-то рядом.
И тут она увидела во втором или третьем ряду от дорожки людей, которые копошились за одной из низких оградок.
Да, аромат дыни струился именно оттуда, в этом Зоя уже не сомневалась.
– Помоги мне встать! – попросила она Павлика, сжимая его руку. Инвалидная коляска между могил не прошла бы.
– Ты что, рыбка моя, сбрендила? Тебе нельзя совершать резких движений и надо соблюдать покой. У тебя же черепно-мозговая травма! Я и так себя корю за то, что согласился на эту авантюру. Твой отец, если узнает, мне голову оторвет, и будет прав.
Еще сильнее сжав руку молодого человека, Зоя только повторила:
– Помоги мне встать.
И, не дожидаясь его помощи, попыталась встать на ноги.
Молодому человеку не оставалось ничего иного, как повиноваться, и Зоя, опираясь на своего спутника, медленно двинулась вглубь кладбища, к оградке, откуда истекал аромат гнилой дыни.
Там, за оградкой, она заметила пожилую чету: сгорбленного мужчину с бородой, который выпалывал сорняки вокруг уже не самого нового креста с портретом молодого мужчины, и полную седую женщину с большими красными бусами, которая наблюдала за всем этим, сидя на скамеечке внутри оградки.
Замерев, Зоя смотрела на эту чету, вдруг осознав, что запах дыни с гнильцой, вернее, гнили с дынной ноткой, идет от этих людей.
Если уж на то пошло, от женщины в красных бусах, лица которой она не видела, только ее подрагивающую голову с массивной седой прической.
– Паркинсон, – произнес тихо Павлик, и Зоя поняла, что он имеет в виду непроизвольную дрожь женщины с красными бусами.
Бородатый мужчина, явно ее муж, выпрямившись с пучком сорняков в руках, посмотрел на них.
– Добрый день, – сказала Зоя и добавила первое, что пришло в голову:
– Мы ведь в одном доме с вами раньше жили, не помните?
Мужчина, выйдя из-за оградки, приветливо произнес:
– Увы, не помню, но память у меня уже не та, да и глаза тоже. Ну, вот с женой пришли к Сереже. Вы нашего сына знали?
Зоя, конечно же, не знала, однако ей и говорить ничего не потребовалось, потому что разговорчивый бородач явно не нуждался в собеседнике, повествуя о семейной трагедии, смерти любимого единственного сына, забитого до смерти хулиганами уже двадцать с лишком лет назад, еще до рождения самой Зои.
Зоя его не слушала, буквально буравя глазами спину его супруги в красных бусах. Ее так и подмывало спросить бородача, ощущает ли и он запах дыни, но тогда бы он наверняка счел ее сумасшедшей.
– Ну, и вот моя жена тоже приходит, хотя ей тяжело, у нее же Паркинсон, она по квартире-то с трудом ходит, но все равно раз в неделю хочет вместе со мной навестить нашего Сережу. А вы точно его не знали? Такой был хороший мальчик, планы на будущее строил, жениться намеревался, и вот…
– Мне очень жаль, – проронила Зоя, – мне очень жаль, что с вашим Сережей вышло так.
Она ведь тоже строила планы на будущее и даже мечтала о том, чтобы выйти замуж за Антона.
Антона, которого хоронили неподалеку.
– А у нее болезнь Паркинсона? – переспросила Зоя, и бородач охотно пояснил и выложил очередную многословную историю.
– А дыню… Дыню вы не чувствуете? – спросила вдруг Зоя, не в силах не задать этот вопрос, и бородач, не сочтя его странным, ответил:
– Нет, моя жена дыню не любит, я тоже нет. Лучше уж тогда персики или абрикосы.
Он явно не ощущал никакого запаха дыни с гнильцой, иначе бы непременно об этом упомянул.
Его никто не ощущал, кроме ее самой.
– Лида, Лидочка! – крикнул бородач, – тут молодые люди, которые знали нашего Сережу!
И обратился к Зое:
– Вам надо с Лидочкой поговорить. Она вам про Сережу расскажет.
Павлик обеспокоенно произнес:
– Ну, нам вообще-то пора. Мы тут на похороны пришли…
Женщина в красных бусах с трудом повернула голову, и Зоя едва удержалась на ногах от сильнейшей волны дынной гнили.
Да, это странное амбре исходило от матери Сережи, жены говорливого бородача. Зоя кивнула ей, понимая, что присесть на лавочку рядом с женщиной в красных бусах будет выше ее сил.
Да и зачем ей делать вид, будто она знала этого Сережу, умершего еще до ее рождения, если это не так.
Но хуже всего было то, что Зоя не сомневалась: она просто не выдержит этот запах дынной гнили, который, казалось, окутал все вокруг и эпицентром которого, явно сама того не подозревая, была пожилая женщина в красных бусах.
– Нам в самом деле пора, вы уж извините, – перебила Зоя бородача. Тот, ничуть на них не в обиде, заявил:
– Конечно-конечно, был рад поговорить с человеком, знавшим нашего Сережу. Мы тут каждую среду, с двенадцати до трех. В следующий раз непременно поговорите с моей женой. Лида, Лидочка, попрощайся с молодыми людьми, знавшими нашего Сережу, им пора, им надо на похороны!
Не без облегчения оставив несчастных родителей, смысл существования которых заключался в том, чтобы ежедневно посещать место упокоения единственного сына, Зоя и Павлик вновь вернулись на центральную аллею. Толпа около златоглавой церквушки уже исчезла, и Павлик, посмотрев на часы, сказал:
– Ну, уже в самом разгаре. Ну что, точно уверена, что нам туда надо?
Зоя, лихорадочно думавшая о том, что только что пережила, даже не услышала его вопроса. Итак, она теперь точно знала, что этот запах дыни с гнильцой, который ее все время преследовал в больнице, был запахом болезни Паркинсона.
Звучало невероятно, более того, даже сумасшедше, но это было так. На центральной аллее этот запах снова стал намного слабее, и неудивительно, ведь они отошли от его источника, матери покойного Сережи, пожилой женщины в красных бусах.
Он стал слабее, но не исчез, по-прежнему ощущаясь. Зато вновь стал доминировать аромат прелых ландышей, и Зоя понятия не имела, к чему же он был привязан и что означал.
А в том, что он что-то означал, она уже не сомневалась.
– Скажи-ка, аспирант меда, что ты знаешь об обонятельных галлюцинациях? – произнесла Зоя, и Павлик, с удивлением переспросив ее, стал бойко отвечать на вопрос.
Ну да, имеют место при повреждении медиальной части височной
