Джеки Коллинз - Неистовая Лаки

— Какой позор! — возвысила голос Доминик. — Как актер, ты мог бы чего-нибудь достичь, добиться настоящего признания.

Господи всемогущий! Шесть выдвижений на «Оскара» не значили для нее ровным счетом ничего! Эта женщина и впрямь жаждала крови.

— Как бы то ни было, сейчас об этом поздно говорить, — не унималась Доминик. Рот ее искривила жестокая складка. — Ты утратил «товарный вид» уже много лет назад, а скоро потеряешь и последние волосы.

Каждый раз — одно и то же. Что же с ней творится, черт бы ее побрал! Любому человеку было достаточно одного взгляда на Алекса, чтобы убедиться: волосы у него темные, вьющиеся и густые. Ни единого признака грядущего облысения не было и в помине.

Его мать просто больная. Она получает какое-то извращенное удовольствие, втаптывая его в грязь. А что остается делать ему? Только пропускать ее глупые комментарии мимо ушей. Психотерапевт Алекса сказал ему, что воевать с ней бессмысленно.

— У Алекса превосходные волосы, — мужественно бросилась на его защиту Тин Ли.

— Только до поры до времени, — ехидно возразила Доминик. — Дело в том… — она выдержала многозначительную паузу, — что облысение передается в этой семье по наследству. Его дедушка был лысым, как зад у павиана.

— В возрасте восьмидесяти пяти, — пробормотал Алекс, беря еще один бокал с виски.

— От времени не убежишь, — проговорила мать. — Я сражаюсь с ним каждый день. — Теперь она уже изображала застенчивость. — И побеждаю. — Доминик пристально уставилась на Тин Ли. — Разве вы не видите, что я побеждаю, милочка?

Слишком ошеломленная, чтобы что-то ответить, Тин Ли ограничилась кивком. Алекс бросил на мать долгий холодный взгляд. Она выглядела худой и элегантной. На ней было модное платье, а редеющие волосы скрывал коротко подстриженный черный парик. Портило Доминик лишь обилие макияжа — для женщины ее возраста это было чересчур. От пудры кожа старой дамы была белой, как алебастр, губы — ярко-кровавого цвета, а глаза — обведены черными кругами. Это придавало ей немного драматический вид — эдакая Норма Десмонд. Издали она еще могла бы сойти за женщину под шестьдесят, но с близкого расстояния — извините… Насколько было известно Алексу, мать уже дважды делала подтяжку лица. Даже в семьдесят один год внешность для нее была всем.

Алекс часто размышлял: какой червь точит ее изнутри и за что она отыгрывается на нем? Может, за то, что его отец умер, оставив ее одну с ребенком на руках? Или — потому что она больше не вышла замуж? Сама Доминик не уставала твердить, что ответственность за женщину и чужого ребенка не готов на себя принять ни один мужчина на свете. На протяжении многих лет она то и дело напоминала ему: «Кому я была нужна с сыном, которого еще предстояло ставить на ноги! В том, что я одна, виноват только ты. Не забывай об этом, Алекс».

Как он мог об этом забыть, если она напоминала ему об этом постоянно!

К счастью, у нее никогда не было недостатка в деньгах. И она никогда не тратила их на него. А он этого и не хотел.

Тин Ли поднялась на ноги.

— Мне нужно в дамскую комнату. У Доминик хватило такта, чтобы подождать, пока Тин Ли отойдет подальше, прежде чем начать свое обычное критиканство.

— Разве у тебя нет ни одной приличной американской девушки, Алекс? Не сомневаюсь, что для выхода в свет ты вполне мог бы найти какую-нибудь актрису, снимавшуюся в твоих фильмах. Почему ты всегда появляешься на людях с этими азиатскими бабами? Они приезжают сюда в поисках красивой жизни, но ты, я полагаю, знаешь, что у себя на родине они, как правило, дешевые уличные проститутки.

— Ты сама не знаешь, о чем говоришь, — ответил он. Сейчас его заботило одно: только бы не взбеситься от ее глупости!

— Я прекрасно знаю, — ответила Доминик, постукивая по столу ногтем, напоминающим коготь. — Из-за тебя я уже превратилась в посмешище в своем женском бридж-клубе.

— Из-за меня?

— Да, из-за тебя, Алекс. Они читают о тебе статьи в бульварной прессе и рассказывают мне ужасающие вещи.

— Какие, например?

— Почему ты не можешь завести себе порядочную американскую девушку?

Сколько же раз между ними уже происходил этот разговор!

Сколько раз, не сдержавшись, он взрывался и начинал на нее орать!

Однако после нескольких лет общения с психотерапевтом Алекс наконец понял, что оно того не стоит. Все, что говорила эта женщина, было лишено какого-либо смысла, и теперь он просто не воспринимал ее жестокие выпады.

К концу ужина Алекс был совершенно пьян. Они вышли из ресторана, и Тин Ли молча скользнула за руль его «мерседеса».

— Я сам поведу, — промычал он, пошатываясь на тротуаре возле машины.

— Ты не можешь, — вежливо, но твердо ответила девушка. — Садись назад, Алекс.

— Умненькая девочка, — промурлыкала его мать, залезая на переднее сиденье.

Как будто она что-нибудь знает! Да ни хрена она не знает! Nada . Дерьмо! Озлобленная изуверка! Стерва, до самых ушей наполненная ненавистью! И при всем этом она — его мать, а значит, он должен ее любить. Разве не так?

Алекс завалился на заднее сиденье машины и тупо молчал всю дорогу — до тех пор, пока они не высадили Доминик возле ее дома на Догени.

— Было очень приятно познакомиться с вами, миссис Вудс, — сказала на прощание Тин Ли. Эта девушка обладала безупречными манерами.

Доминик равнодушно кивнула.

— А мне — с вами, милочка. — Она помолчала и добавила:

— И все же прислушайтесь к совету старшей и более мудрой женщины:

Алекс вам не пара. Он слишком стар. Будьте умной девочкой и найдите себе молодого человека своего возраста.

Вот уж спасибо, мамочка! Шла бы ты в жопу!

Доминик вошла в подъезд, ни разу не обернувшись.

— Она… гм… очень милая, — проговорила Тин Ли, тщательно подбирая слова.

Алекс на заднем сиденье заржал, как жеребец.

— Не более милая, чем моя задница! Она — старая сука, и ты это прекрасно поняла.

— Алекс, не говори так, пожалуйста, про свою мать. Это — плохая карма.

— Насрать мне на карму! — заплетающимся языком сказал он, приподнявшись на сиденье и обхватив сзади ее маленькие груди. — Отвези меня домой, детка, и я покажу тебе, на что способен старый лысеющий придурок. Я наполню твой мир светом!

Джефф Стоунер кружил по комнате, приглядываясь к тому, что происходит вокруг.

Купер внимательно следил за ним, понимая и предчувствуя каждое его движение. Когда-то он тоже был таким — честолюбивым и жадным до развлечений. Выражение лица Джеффа было хорошо знакомо Куперу и очень ему не нравилось. Купер знал: если он не предпримет что-нибудь, сегодня ночью этот парень наверняка окажется в постели Лесли. Она выглядела слишком ослепительной, чтобы оставить ее одну после того, как все разойдутся.