Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы - Элеонора Бостан
С того самого дня, как он увидел пепелище на месте дома художника, нарисовавшего Фатиму, его жизнь покрылась туманом, серым и промозглым. Нет, это не была та мутная серость, одолевшая его в Праге в тот раз, когда он увидел ее на мосту, это было нечто новое, нечто прозрачное и размытое одновременно, нечто холодное и давящее. И что теперь ему делать со всем этим, он никак не мог решить. Ответа не было, или он просто не желал приходить, но проклятая ответственность и уже ненавидимая им любовь держали его на цепи в том самом холодном и сером месте существования. Он работал, как и прежде, и его мысли не блуждали возле Фатимы и художника, но каким-то образом он всегда помнил об этом и всегда ждал… чего? Знака, зацепки или прямой угрозы со стороны невидимого врага? На эти вопросы ответов тоже не было.
Проведя мучительно долгие три дня в столице и почти не выходя из арендованной квартиры, он даже не мог решить, куда теперь ему ехать, весь мир был открыт, но стал ощущаться как минное поле, лабиринт, где обитает невидимый Минотавр, а может, и целое стадо минотавров. И солнце, оно вдруг стало раздражать. Этот радостный свет, вызывающий у людей желание бросить всё и отправиться навстречу наслаждениям, стал для него напоминанием того, чего он лишился. Поеду туда, где так же пасмурно, как и у меня в жизни, решил он, просматривая прогноз погоды, пересекать океан он не хотел, а в Европе дождливые первые дни осени ожидались только в Бергене, Копенгагене, Кёльне, Брюсселе и, конечно, во многих городах Англии.
– Мировая дождевая элита, мать ее, – прошептал Пророк, теперь он знал, куда хочет поехать.
Лондон встретил мелкой моросью и абсолютным безветрием, воздух был теплым, несмотря на сырость, а небо – низким и благородно-серым. То, что надо, подумал Пророк, садясь в метро, ему хотелось раствориться в атмосфере туманного мегаполиса, здесь под покровом дождя и плотным слоем облаков кипела жизнь, прямо как у него в душе. Он снял небольшую квартиру в районе Фулхэм – польстившись на звание самого зеленого района Лондона, сочетание зеленых деревьев и газонов на фоне серого неба казалось ему настоящим болеутоляющим для души. Добирался он долго, не спеша прогуливаясь по улицам, меняя виды транспорта, а когда наконец вышел из кэба на своей улице и огляделся, понял, что лучшего места для него не может быть. По крайней мере, на данный момент.
Новенький многоэтажный дом упирался в облака, вокруг шумели деревья, по широкой улице сновали туристы и машины, под навесами за столиками люди пили кофе и читали газеты, ветер приносил запах реки, спрятавшейся где-то за зелеными массивами, магазины, бары, музыкальные холлы, офисы и жилые дома занимали высокие новостройки и старинные дома в викторианском стиле. Пророк глубоко вдохнул влажный воздух, пахнущий тысячью разных запахов, и понял, что останется, возможно, гораздо дольше, чем где-либо до этого.
Квартира оказалась уютнее, чем на фото, особенно его порадовал балкон, выходящий на оживленную улицу и парк за ней, здесь можно было сидеть с чашечкой чая и наслаждаться бурлящей жизнью города, в то же время ощущая себя в парке или на курорте. И там действительно стоял столик и два плетеных кресла. Просторная комната-студия с кухонным отделом и электрическим камином тоже излучала уют и одновременно быстрый темп жизни современного мира, большие окна, светлые тона в отделке, обилие электроники и натуральных материалов – ему нравилось здесь всё больше и больше.
В первый же вечер он допоздна сидел на балконе, завернувшись в плед, дождь так и не усилился, но и не прекратился, и его это вполне устраивало, капли тихо шуршали по прозрачному навесу балкона, правда первые часы он их не слышал из-за шума машин и гомона сотен людей. Но стрелки часов бежали вперед, улица пустела, хотя он понимал, что совсем она вряд ли освободится от людей и транспорта, но ночь, прокравшаяся в город, привела за собой тишину, и вместе эти подруги расположились почти на всех улицах Лондона, за исключением богемных мест и районов развлечений. Ему не хотелось туда, не сегодня, эту ночь, как и многие последующие, наверное, он собирался провести в тишине и покое, надеясь, что туман в душе рассеется, что он снова обретет ту легкость и вкус жизни, которыми всегда отличался. Или хотя бы их подобие. Он и сам не мог себе признаться, что нашел для себя тихую норку, в которой спрятался от невидимого врага, от ответственности, от собственного бунта против новых реалий жизни, он еще не готов был вылезти из этой безопасной и уютной норы, не готов был выйти в мир, не имея привычной брони, а его броней всегда была свобода.
Я ветер, думал он, сжимая в руках остывшую уже кружку с чаем и глядя, как небо над парком становится всё темнее, как зажигаются первые фонари, и люди покидают улицу-сцену перед ним, я привык летать по миру, не сдерживаемый ничем, у меня нет собственности, нет корней, меня толком и нет, я – призрак в компьютере, я уже забыл свое настоящее имя. Как и ветер, я прозрачный и невидимый, но всё же присутствующий в мире странник, а теперь… теперь меня попытались поймать, я наткнулся на скалу, вдруг выросшую из ровной земли. Как такое могло произойти? Может ли кто-то удержать в руках ветер? А что происходит с ветром, когда его ограничивают – он исчезает, потому что ветер и есть движение, ветер и есть свобода.
Отправляясь наконец спать и окончательно продрогнув, он понял, что не хочет исчезать, не хочет переставать быть ветром. Но для этого ему, возможно, придется исчезнуть из жизни женщины, которая возвышалась посреди совершенно плоского мира, как гора. А второй горой был тот, кого он не знал, кто убил художника и шел по следу Фатимы. Что бывает с ветром, когда он оказывается между двух гор, задался вопросом Пророк, чтобы тут же и ответить – он превращается в ледяной, воющий сквозняк. Завернувшись в два одеяла, Пророк свернулся клубочком и уснул.
Завтра дождь не прекратился, как и на следующий день, дождь лил всю неделю, и это было хорошо. Какой-то покой был в дожде, что-то исцеляющее, приносящее очищение не только улицам и деревьям, но и его душе. Через день ему даже захотелось выйти из дома, а крутящиеся по кругу отравленные мысли как будто стали бледнеть и растворяться под напором дождя, как надписи на асфальте. Он перешел улицу и пошел в парк,
