Дж. М. Дарховер - Вечно

– А как же вечеринка после игры?

– Я не могу пойти, – сказал он. – Ты забыла, что я под домашним арестом?

– Нет, но раньше тебя это никогда не останавливало.

Верно, но сегодня он был не в настроении.

– Может быть, в следующий раз.

Она уставилась на него, пока он садился в свою машину и выезжал с парковки. Он направился прямиком домой и, пройдя через входную дверь, резко остановился. Он почувствовал спиной холодный воздух, от которого у него волосы на руках встали дыбом, когда голос его отца пронзил тишину первого этажа.

– Покажи мне свой табель успеваемости.

Уже близилась полночь. Уставшему и расстроенному Кармину хотелось просто отправиться спать, но вместо этого он угодил в засаду.

– Мой табель успеваемости?

– Да, твой табель. Я надеялся на то, что ты вернешься домой до того, как я уеду, дабы я смог взглянуть на него. И не утруждай себя попытками солгать мне. Доминик уже показал мне свой табель, так что я знаю, что вам их выдали.

Чертов подлиза. Кармин бросил свой рюкзак на пол и стал рыться в нем, ища листок бумаги. Он сунул его отцу, и тот просмотрел его.

– Тебе плохо дается история?

– Миссис Андерсон ненавидит меня.

– И именно по этой причине все так плохо?

– Да.

– То есть, твоя проблема с историей не имеет никакого отношения к тому, что ты редко делаешь домашнюю работу, больше пропускаешь ее, чем посещаешь, и неоднократно дерзишь? Потому что она указала именно эти причины.

– Может быть, имеет небольшое отношение, – сказал он. – Слушай, я пытался, но никакое количество дополнительных заданий не улучшило бы этого дерьма. Не то, чтобы она вообще разрешала мне делать дополнительные задания. Как я и сказал, она ненавидит меня.

Винсент снова взглянул на табель.

– Со всем остальным ты справился. Честно говоря, результаты гораздо лучше, чем я ожидал.

– Приятно знать, что ты веришь в меня, отец.

– Я – реалист, – сказал Винсент. – И я знаю тебя.

– Люди меняются, – сказал Кармин.

Винсент покачал головой, выводя свою подпись на табеле успеваемости, дабы подтвердить то, что он его видел.

– Мне потребуется гораздо большее, чем кучка троек и четверок, дабы поверить в то, что в тебе произошли какие-то изменения.

* * *

Хейвен лежала на своей постели, слушая тихую музыку, льющуюся из библиотеки. Это была та же самая мелодия, как и в любую другую ночь, та самая, благодаря которой она обычно засыпала, но сегодня она никак не могла отогнать от себя свои мысли.

Она продолжала держаться от Кармина на расстоянии, желая того, чтобы странные чувства, разрастающиеся у нее внутри, прекратились. Она не понимала, почему, когда он говорил, ей казалось, что ее грудь лопнет, почему ее кожу покалывало всякий раз, когда он оказывался поблизости, или почему она испытывала головокружение, когда слышала его смех. Это казалось бессмыслицей – то, что мысли о нем пробуждали такие ее части, которые всегда спали.

Она едва знала его – и была намерена не узнавать – но это ничего не изменило, потому что чувства все равно настигли ее.

Беря листок бумаги, Хейвен начала набрасывать портрет Кармина. В ее памяти отложилась каждая деталь его лица: форма его челюсти, контур губ, изгиб бровей, и угол носа. Она запомнила его глаза, то, как они блестели при свете. Солнце оставило на его носу и щеках немного веснушек, а справа на его нижней губе имелось крошечное пятнышко. Ее очаровал шрам на его брови, рана у него на лбу тоже произвела свое впечатление.

Лежа на кровати, она поняла, что раздумывает над тем, как она все это заметила.

Закончив свой рисунок, она подняла его вверх, поднося к свету. Он получился каким-то не таким, эскиз был тусклым и безжизненным. Он не нес в себе ту долю эмоций, которая существовала в музыке, просачивающейся под ее дверь.

Расстроившись, она скомкала листок и швырнула его в сторону.

* * *

Кармин знал, что Хейвен снова избегала его… он просто не мог понять по какой причине. Он думал, что они отлично провели время вместе, но теперь она давала задний ход, играя во что-то вроде пряток: в игру, в которой она пряталась и чертовски надеялась на то, что он ее не найдет.

Он попытался переждать это, давая ей время расслабиться, но из этого не выходило ничего толкового, и он не отличался большим терпением. Было около двух часов утра, когда его чувство фрустрации стало сильнее него. Бессонница измучила его, поэтому он отложил гитару и прошел к ее спальне. Немного поколебавшись, он постучал в дверь. В ее комнате горел свет, но она не ответила, поэтому он постучал еще раз и подождал.

После третьей попытки он зашел в комнату.

Хейвен лежала на животе поперек кровати, одетая в черные шорты и майку без рукавов. Кармин мог видеть, как с каждым ее дыханием поднимается и опускается ее тело, она крепко спала, на ее губах застыла улыбка. Он задумался над тем, что такого ей могло сниться, что она выглядела такой довольной, но попытался отогнать от себя эти мысли. Она даже приближаться к нему не желает, поэтому, с чего бы, черт возьми, ему может быть до этого хоть какое-нибудь дело?

Из-за темной одежды она выглядела хрупкой. Следы на ее лице уже исчезли, но, пока он стоял возле ее кровати, он мог видеть, что ее кожа была изрешечена шрамами. На мгновение задержавшись на них взглядом, он опустил глаза на скомканный листок бумаги, валявшийся на полу. Он поднял его и разгладил, уставившись на рисунок. В ответ на него смотрело его собственное лицо, оно было настолько детально прорисовано, словно он смотрел на себя в зеркало.

Хейвен вздохнула во сне, и Кармин, снова скомкав листок, вернул его на пол. Потянувшись вперед, он убрал с ее лица несколько выбившихся прядок, даже не осознавая того, что делает до тех пор, пока не стало слишком поздно. Она пошевелилась, и он убрал руку, зная, что ему требовалось убраться из ее комнаты до того, как он разбудит ее.

* * *

На следующий день Кармин спустился вниз по лестнице, все еще изнуренный и испытывающий из-за игры ноющую боль. Он направился в сторону кухни, но замешкался в фойе, когда в дверном проеме показалась Хейвен.

Он провел рукой по своим взъерошенным волосам, еще не потрудившись причесать их.

– Что такое?

– Ничего, – она с осторожностью осмотрелась по сторонам. – Есть что-нибудь, чем мне следовало бы заниматься?

Он пожал плечами.

– Понятия не имею. Это у тебя надо спросить.

– Вы голодны? Я могла бы Вам что-нибудь приготовить.

– Нет.