Constanta - Марьяна Куприянова
– Вы не хотите работать со мной только потому, что боитесь слухов? – серьезно спросил он, глядя на меня исподлобья. – Если причина только в этом, то это глупо.
У меня задрожали губы. Что сделать, чтобы удержаться и не рассказать ему всего, что было у меня на душе в последние недели? Я вижу только один способ не расклеиться сейчас: нагрубить и убежать. Но как это будет выглядеть?
– Яна? Почему Вы молчите?
У меня побежала предательская слеза, которая к несчастью не осталась незамеченной. Я поспешила отвернуться.
– Вы плачете? – на выдохе спросил Довлатов, делая шаг ко мне, а я сделала шаг от него.
– Не надо, – попросила я. – Не подходите.
– Почему? Здесь никого нет, не бойтесь.
– Я не боюсь.
– Тогда в чем дело, объясните мне.
– Нет уж. Просто держитесь от меня подальше.
Этих слов он точно не ожидал. В его глазах вспыхнула обида и раздражение.
– Вы плачете из-за меня?
– Я не плачу, Вам показалось.
– Да объясните же мне, наконец, что происходит? Что за детский сад, Яна?!
– Это я Вас хочу спросить: что за излишнее внимание к моей скромной персоне?
– Скромной персоне? Это так Вы называете себя? Студентка, которая была на комиссии, едва не вылетев из университета; студентка, на которую написали заявление об избиении; студентка, которая с блестящим докладом выступала на научной конференции! Наконец, девушка, с которой прямо в кафе знакомятся парни, услышав, что она разбирается в оружии и видеоиграх! Да у меня в голове не укладывается, что все эти люди – Вы одна.
– К чему эти тирады? – мрачно спросила я, потому что ненавидела, когда обо мне говорили в таком ключе. – Если это комплименты, то они мне не нужны, тем более, от Вас.
– Все это к тому, что я хочу быть Вашим научным руководителем на летней конференции.
– Хотите дальше. Мне нужно идти, перерыв кончается.
– Какая же Вы, Яна, грубая и наглая, – скривился он. – Я не такого был мнения о Вас, даже когда узнал о заявлении. Мне казалось, Вы лучше.
Этим он меня остановил и даже вернул с лестницы обратно в коридор. Подойдя к нему почти вплотную, я выставила руку с торчащим, словно гвоздь, указательным пальцем прямо на него:
– Не смейте! – будто змея, прошипела я. – Судить меня могу только я, понятно?
Он с раздражением перехватил мою руку и настолько больно сжал, что я вспомнила школьные драки и тренировки с двоюродным братом. Давненько никто не причинял мне физической боли – в универе как-то побаивались меня обижать. Только с Валерой иногда боролись, но в шутку.
– Не надо тыкать мне пальцем. Имейте уважение.
Не раздумывая, я махнула второй рукой и проехалась прямо по щетине – ладонь стало саднить. Я имела на то полное право – он вторгся в мое личное пространство и ограничил мою волю, и теперь я могла с чистой совестью защищаться.
Довлатов принял пощечину стойко, даже не отшатнулся, только щека побагровела; не отпуская моей руки, он со всей силой дернул на себя и больно схватил за подбородок, сжал скулы длинными пальцами. Так и тянуло врезать ему в пах, но и послушать, что он теперь скажет, тоже хотелось.
– Так мы придем к взаимоуважению или нет? – спокойно спросил Константин Сергеевич.
– Не придем. Хоть избейте. Мне не за что Вас уважать.
– Допустим, уважать – пока не за что. Но ведь должна быть какая-то благодарность.
– Она есть только тогда, когда своей помощью не попрекают, – ответила я, и он нехотя выпустил мой подбородок.
– Я не попрекаю. Я удивляюсь Вам, Яна. Никто и никогда не мог меня так разозлить, как Вы сейчас.
– Вы еще не все обо мне знаете.
– А хотелось бы, чтобы знал все?
Я угрюмо молчала, не зная, как на такое отвечать. Подбородок ныл от боли.
– Давайте работать вместе. Забудем этот конфликт. Со ссор начинается самая крепкая дружба, а в нашем случае – сотрудничество.
– Я смотрю, Вы уже все решили за меня?
– Нет. Иначе я бы здесь не стоял.
– Идите к черту. И не приближайтесь ко мне. Я благодарна Вам за помощь. Можете не верить, но я никогда не лгу. И не надо меня больше трогать.
Он смотрел на меня мрачно, а я сделала шаг назад, внимательно следя за ним: стоит, не шелохнувшись. Понял послание. Тогда я сделала еще шаг и оказалась на лестничном пролете. Довлатов стоял на месте. И я побежала вниз по лестнице.
Так вот, к чему был сон на самом деле! Вот же срань.
12. Адгезия
Адгезия – связь между разнородными конденсированными телами при их контакте.
Вскоре начался самый сложный период моей жизни. И все, что виделось тяжелым испытанием прежде, оказалось детским садом.
На следующий день я приехала в универ раньше всех и могла в одиночестве насладиться сюрпризом, который ожидал на третьем этаже.
Сначала я ничего не заметила. Но потом черт меня дернул почитать наш настенный фольклор: не появилось ли чего новенького про какого-нибудь препода? Пока никого нет, можно будет и самой автограф оставить на память.
С интересом, а потом и ужасом, я наткнулась напротив кафедры русской литературы на свою фамилию на стене – корявым, ненавидящим почерком, жирным, настойчивым шрифтом было выведено огромными буквами: «ГАРЗАЧ – ЛИЧНАЯ ШЛЮХА ДОВЛАТОВА».
У меня в груди обледенело. А в следующий миг – запылало адским пламенем. Это конец: я больше не пророню ни одной слезинки, не потрачу ни одного нерва на радость врагам – это они теперь начнут нервничать, плакать, плеваться кровью. Я обеспечу. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, а в личной жестокости я не сомневаюсь. Пора принимать кардинальные решения. Она сама нарвалась, я за себя больше не отвечаю.
Опасаясь, как бы народ не начал подтягиваться в универ и не увидел сей шедевр со мной в главной роли, я бегом спустилась к вахтерше и добилась от нее ключа в кладовую, описав все как есть: обо мне написали гадость, хочу стереть, замазать, чем угодно. Добрая тетка помогла мне найти старую банку с полузасохшей краской и кисточку, пообещав, что пока я там не закончу, она никого не впустит. Мир не без добрых людей. Жаль, что я к ним не отношусь, но меня вынуждают быть злобной, вы же сами видите.
Когда я
