Волчья ягода - Ольга Ружникова
— Ур-ра! — громыхнули костыли. Женька на них почти влетел. — Зоринская, ты — суперкласс! Фиг детдому, фиг психушке! Мне медсестра только что сказала. С кислой такой рожей! Во-от такой! — уморительно скривился он. Смешно. Было бы. Раньше. — Я тебя люблю Зор-Невзор! Чё хочешь, всё сделаю! Ну, загадывай желание! Чтобы впредь учился только на пятерки, да?
— Хочу вымыться, — почти прошептала Зорка. — С ног до головы, немедленно. А еще — хочу домой…
— Ты чё это вдруг раскисла, а? Мы же победили! Гип-гип, ура-а-а-а! — Костыль отсалютовал потолку, чудом не зацепил люстру.
Как возмущалась бы та дама! И бабули.
А победитель пошатнулся, но успел опереться о стену. Локтем.
И что это за словечко при этом произнес?
— Да, вы победили.
Зорка обернулась к новому посетителю. Длинный, худой, в криво сидящих очках. На Женьке обычно — так же.
А за ними — неожиданно умные глаза. На лице — немного неуверенная, полудетская улыбка. Белый халат. На вид парень — одних лет с Никитой. Студент на практике?
— Я — Борис Иванович, лечащий врач вашей матери, — представился «студент». — Психиатр, — серьезно уточнил он.
— Пойду выясню, чё там в столовке? — Женька весело ухромал на лестницу.
Хоть кому-то хорошо. Хоть ненадолго.
И хорошо, что брат удалился. Зорка с рожей кислее, чем у той медсестры, — собеседник плохой. А портить радость Женьке незачем. Хоть такую. Ненадолго ведь.
Девушка поспешно села, привычно обняв руками колени. Халат — длинный, удобно. И по размеру. Новый, восточного типа, фиолетовый. Теткой оставлен. Лично проследила, чтобы племянница переоделась.
Не знала, договорятся или нет, а новую шмотку в больницу прихватила?
— Как мама?
— Пока без изменений, но надеемся на лучшее, — чуть улыбнулся врач.
Ободряюще? Да нет, просто вежливо. Этому-то зачем? Ему Зорка никаких денег не обещала. А услуг — тем более.
— Спасибо, — выдавила улыбку девушка. Вовсе не бодрую.
— Не за что. — Что в глазах? Смущение? Не знает, как побыстрее отделаться и слинять? Жалеет, что вообще заглянул? — Зорина, держитесь.
Он — серьезно? Ясно, что фраза — насквозь дежурная, но зачем вообще понадобилось ее говорить?
— Был такой человек, Наполеон Бонапарт, — мягко заметил Борис Иванович. Сколько ему лет на самом деле? — Он сказал: «Победителей не судят, а побежденным нет оправдания». И много лет ему это помогало.
А потом — перестало. Но лучше проиграть спустя лет сорок с лишним, чем с самого начала и всегда.
Может, и не судят. Но как победить, если единственный союзник — Женька, оружия — никакого, жизненный опыт — нулевой, а согласно закону ты и прав бороться не имеешь? Как быть, если остаться сиротой — преступление не меньшее, чем воровство и убийство. И срок за это положен аж до самого совершеннолетия.
Слава Богу и Госдуме, хоть паспорта теперь в четырнадцать выдают. А то было бы вообще — труба дело. А так — только полтрубы.
— «Побежденным»… Вот к этой категории я и отношусь, — вздохнула Зорина, прежде чем успела схватить себя за язык.
И кто, скажи, виноват, что сама напрашиваешься на презрительную жалость? Или на поучения, что твои проблемы — только твои, и «нормальных» людей, кому повезло больше, этим грузить не следует. А если почему-то кругом не везет именно тебе, то опять же чья в этом вина, кроме твоей, а?
— Скажите, Зорина, я могу вам чем-нибудь помочь?
Упорное «вы». Вежливость. Сочувствие в глазах. Ничего, вот сейчас ему Зорка всё выложит как на духу и полюбуется его сверкающими на горизонте, смазанными салом пятками. Хоть вслед посмеется.
— Вряд ли, — пожала она плечами. — Мне, к примеру, негде жить. Моему брату грозит детдом, маме — бесплатная психбольница, откуда ей уже не выйти. А помощь моей тети… очень дорого обойдется.
Ну, давай, дверь — там! Давно крашеная, в потеках… аж скрипит от нетерпения. Палата тут поприличнее, но вот коридорные двери…
Как переписываться с Никитой? Как-как, как и раньше — по почте. Вряд ли тетка станет это отслеживать — не в каждом же отделении у нее свои люди. Зачем?
— Зорина, я вам точно ничего не обещаю, — смущенно отвел глаза Борис Иванович. Почему-то покраснев, как рак. — К себе домой я вас, к сожалению, привести не могу — сам живу у тещи. Но у меня есть друзья — более… обеспеченные и самостоятельные, чем я. И я постараюсь вам помочь. Чем смогу.
Поблагодарить девушка едва смогла — дар речи отнялся.
И теперь думай, за каким чертом ему это понадобилось? И что за мышеловка щелкает ядовитыми зубами за конкретно этим куском сыра?
4
А вдруг — правда? Нашелся кто-то бескорыстный? Вдруг…
Тогда не придется никого предавать. Можно найти работу. Вплотную заняться поисками морального урода Димы. И не навредить этим ни маме, ни Жене. Их уже пытались убить. Оставят ли в покое теперь? Когда единственный взрослый выведен из строя? Женьку, возможно, и оставят — только возможно. Зорку — вряд ли. Это для государства она — бесправный подросток, а вот для врагов…
Но точно ли ее найдут — затерянную в огромном Питере? И сколько времени форы у нее будет? Тут и пара месяцев царским подарком кажется! Когда над головой висит Женькин детдом и мамина психушка. И зима на носу.
Наверняка в Питере полно секций боевых искусств. В любом микрорайоне.
Тут даже стрелковые клубы есть! Самое время научиться. И достать бы еще пистолет…
Совсем спятила?! Куда лезешь, дура?
Как это, куда — за Никитой.
Спятила? Именно. Причем давно. Вдогонку за спятившим миром.
Ясно, что враги — много сильнее. Мы не в книжках живем и не в боевике. Не говоря уже об упомянутых тетей мыльных операх.
Так что же теперь — забиться в угол, молчать в тряпочку и всё стерпеть? Зорка уже терпела тетю Тамару целый час — хватит!
А по поводу этого Димы… Да его придушить мало!
К тому же… даже если врагов оставить в покое — они-то тебя не оставят точно. Перестрахуются. Увы, но смерть Дины, осуждение Никиты и серая «тойота» Зорке не примерещились.
Глава десятая
1
Выписка предстоит завтра. А значит — решать, что делать, нужно оперативно.
Впрочем, она ведь уже решила. До последнего ждать помощи Бориса Ивановича. И лишь тогда — звонить тете.
Если судьба дает шанс — надо его хватать. Зубами и когтями. Кто-то сказал, что лучше жалеть о
