Волчья ягода - Ольга Ружникова
Развернулась и вышла. Не слушая откликов. Наглой ее сегодня уже обозвали. Дальше можно делать что хочешь — хуже не будет. Теперь уже точно.
Вообще, на самом деле — как это здорово, когда тебя уже ненавидят! Какая потрясающая свобода дальнейших действий! И как Зорка сразу это не распробовала?
Дверь захлопнула сама. На сей раз — как следует. С чувством и с толком. Грохот напомнил ту — в зале суда.
Что ни делай — для окружающих всё равно будешь дрянью и стервой. Так не пора ли перестать на них оглядываться? И наконец-то полностью ответить их ожиданиям!
Впереди — не жизнь, а малина. Украсть Женьку и маму… где-то прятаться… сесть в тюрьму за похищение. Светлое будущее!
«Я свободен. Наяву, а не во сне…»
«Я один, я как ветер…»
3
Голова кружится…
Лечь к стене. Закрыть глаза. Может, хоть так представятся лето, солнце, синяя гладь реки, бусы из листа кувшинки, карие глаза Никиты… Смех, когда Зорка накинула ему на шею эти бусы. Когда брызгала водой… И вместе с ними смеялось солнце, и золотые лучи скользили по воде…
А потом вся радость исчезла. Стерлась залом суда, черной скамьей… сырой, залитой дождем, опустевшей деревней… равнодушно-высокомерными лицами медперсонала.
Остались лишь серая хмарь и пустота. В палате, за окном и в душе…
— Разлеглась тут! — присвистнул Женька. — Нет, видали эгоистку, а?
Брат прихромал в ее палату на костылях. И где взял? Там же, где Зорка — халат?
— Отстань. Я хочу умереть…
— Много хочешь — мало получишь! — разозлился он. — А обо мне ты забыла? Меня в детдом отправляют, помнишь? А я тут лежу с ногой и даже удрать не могу! Ты же старшая! Ты должна меня защищать! Ты же обещала…
Отчаяние захлестнуло серой беспросветью. Бессилием. Новой волной. Девятым валом.
— Я себя-то защитить не могу. Я… наверное, я просто не приспособлена для этой жизни. У меня ничего не получается…
— Во придумала! Она — не приспособлена, а подыхать из-за этого — мне?
— Мальчик, нельзя так говорить, — качает головой бабулька. Третья, прежде молчавшая.
— А подыхать — можно? — зло обернулся к ней Женька.
Та примолкла. А дама вновь неодобрительно поджала губы. Ну и черт с ней! Тем более — молчит. Вот так раз. Зорку заранее обвиняла во всём, а яростно орущего Женьку — нет? Кажется, братишка понял правду жизни куда раньше бестолковой сестрицы.
— Может, хватит себя жалеть, и вспомнишь и обо мне? Или хоть о маме? Я-то в детдоме, может, еще и выживу, а вот она в психушке… Там же черт-те что творится, Зор, там же — ад! Таких, как она, там голодом морят. Они под себя… Ты чё, газет в натуре не читаешь?
Девушка с тоской оглядела палату. Чужой город, чужая больница, всё чужое. Шестнадцатиэтажка за окном — отнюдь не самая высокая в городе. Серый двор, дома, дома, дома… Чужие люди, чужая жизнь. Здесь никто никому не нужен.
А дома вы были кому-то нужны? Кому? Бабе Фросе? Тете Маше? Вике? Может, старым друзьям?
Якобы лучший друг Женьки и провожать его не пришел. А братишка даже не заревел. Тогда. А вот что с ним будет в детдоме?..
Женькина сестра села, зябко обхватила руками колени. Надо жить дальше, надо спасать своих. Двое — это стая, а сейчас их даже больше. Просто… просто Зорка теперь — вожак. И надо справляться с новыми обязанностями. Через «не могу» и «не знаю как». Как-то.
— В общем, сеструха, я и мама — на твоей совести. А я попилил на уколы. Гадость — после них потом ни сесть, ни лечь. Но я же как-то терплю…
Мерный стук костылей — быстро же Женька научился — еще не отзвучал, когда решение было принято.
Зорка сжала кулаки.
Она должна. И сумеет.
Всё равно ведь выбора нет.
Глава девятая
1
Звонок от Зорины Светловой застал ее тетю Тамару Кобрину не то чтобы врасплох. Ждала ведь Маргариту. Только не собиралась теперь возиться с ее выводком. Пока старшая из выживших не набралась наглости позвонить.
Даже забавно. По рассказам Динки можно вообразить только недалекую дуру деревенского типажа. И польстится на такую лишь тупой урод — сводный брат.
А девица — не чета самой Динке. У той лишь волосы, глаза да длина ног кое-как до нормы дотягивали. Настоящей нормы. А тут… любая одежда, любая прическа, выражение лица — и девчонка хороша всё равно. А уж если переодеть, грамотный макияж…
То-то все медсестрички с санитарочками от зависти зеленые. Быдло деревенское, даром что родились в Питере. Впрочем, на самом деле как раз приезжие добиваются больше и идут дальше. Еще не успели отупеть и зажиреть.
Идут дальше. Как когда-то сама Тамара. А вот Зорина?
Вопрос — есть ли смысл? Определенно, есть. Даже если совсем дура. Красивые дуры бесполезными не бывают.
Больничный халат смотрится неплохо… даже этот. Жаль, здесь его с нее не снимешь. Еще и откажется. Беда с этими девками, раздевавшимися только перед одним мужиком.
Ладно хоть всех местных баб выставить удалось. Деньги творят чудеса. Даже невеликие — вроде тех, что Тамара отстегнула персоналу. Кстати, девочку ждет сюрприз — отдельная палата. Если уж в нее вкладываться — то и в быдлятнике держать незачем.
2
Ну, здравствуй, родная тетя. Всего раз в жизни виденная — и то лет восемь назад.
Как с обложки. И не скажешь, что Тамаре Кобриной — сорок четыре. Тридцати не дашь. Красивая, надменная… хищная.
Совершенство. Жуткое. Недосягаемая мечта Динки. И оживший кошмар Зорки. Такими она представляла взрослыми особо наглых знакомых девиц.
И зря. Им до тети Тамары — как до небес. Или до ада.
На стул напротив Зорки села, будто прежде удостаивала прикосновением своей… пятой точки лишь небесные облака. А тут пришлось спуститься ниже плинтуса…
Усмехнулась. Бизнес-леди из фильма. Из очень крутого. Зорка никогда не написала бы такой сценарий. И не хотела в нем жить…
Но меньше, чем умереть или видеть мертвым Женьку!
— Я хочу с вами поговорить, тетя. — Надо бы на «ты», но не получается.
— Я слушаю тебя, Зора, — чуть отвердели губы — рождая новую усмешку. Жестче прежней. — Не возражаешь, если закурю?
Сигареты — явно дороже
