Терри Лоренс - Заложник любви

Конни тряхнула головой и стала совершенно серьезной.

— Я видела, как ты смотрел на меня вчера, а сегодня ты изо всех сил старался, чтобы я не поймала твой взгляд. Мне кажется, ты уже успел вознести меня на пьедестал.

— Я успел вознести тебя пока что только на мою собственную кровать.

— Где мне не место? — она перекатилась на живот и подперла подбородок руками. — Я знаю, знаю, я такая нахальная, что ты меня сейчас отшлепаешь.

— Никогда… Впрочем, неважно.

Он сложил руки на груди и прислонился к дверному косяку.

— Во время землетрясений лучше всего прятаться в дверных проемах, — заметила Конни.

— Кто прячется?

— Хороший вопрос.

Она поддразнивает его не для того, чтобы заманить в постель. Это невозможно. Он не сможет совладать со своей плотью, со своей безумной страстью, которая изводит и дразнит его, ласкает его взгляд и тешит его слух. Он дипломат, в конце концов, и он знает, как легко заговорить человека благозвучными речами и увлечь его.

Он вообразил, как он уговаривает Конни снять платье и аж челюсти стиснул. Как он может противиться желанию, если оно поселилось во всех мыслимых и немыслимых уголках его тела, как он может противиться любви, которая призывно смотрит ему прямо в глаза?

Конни отвела взгляд и, не зная куда девать глаза, уставилась в стену. Вид у нее был обиженный, и Ник почувствовал слабость в коленях. Действительно ли он тот, кто ей нужен? Его сердце выпрыгнуло к ней, и тело было готово последовать за ним. Может быть, это только вопрос времени?

— За последние десять лет я многое поняла, — заговорила Конни, не глядя на него. — Я узнала цену вещам, людям, словам. Теперь я знаю, что следует ценить в этой жизни. Сохранение статуса-кво — не следует.

— Согласен.

— Теперь о тебе. Честность для тебя важнее, чем правила игры, и она стоила тебе карьеры.

— Да.

— Моя мать из кожи вон лезла, чтобы только заключение отца не отразилось на моем счастливом детстве. Мне пришлось ей подыгрывать и делать вид, что я такая же, как все. Я занималась спортом, у меня были подружки, я ходила на свидания.

— Ты была замужем?

Она кивнула.

— Два года я жила с мужем. Мама говорила мне, что если я найду такого человека, как отец, я должна буду вцепиться в него обеими руками.

Ник молчал.

— Мой бывший муж был похож на такого человека, он был прям, практичен и предан своему делу. Но я была ему помехой в жизни.

Ник не выдержал, подошел к постели и сел рядом с Конни. Его рука погладила ее по спине и совершенно откровенно осталась лежать на бедре.

— Мне ты не мешаешь.

Кончиками пальцев Ник принялся гладить ее колено, чувствуя, как оно покрывается гусиной кожей.

— Конни, если ты хочешь быть со мной…

— В этом и состоит проблема, Ник. Да, я хочу быть с тобой, но я не уверена…

Ник напрягся всем телом, но справился с собой, и на лице его появилась прежняя невозмутимость, стоившая ему немало.

— Тогда мы не должны делать ничего, о чем ты потом могла бы сожалеть.

— Я никогда бы не стала сожалеть о том, что занималась с тобой любовью, Ник. О чем бы я сожалела, так это о том, что просто использовала тебя или причинила тебе боль.

— Я уже не такой идеалист и не столь наивен, как прежде.

— Разве?

Он удрученно кивнул головой, а Конни непроизвольно протянула руку и погладила его по волосам. Когда Ник уронил голову себе на грудь, она не выдержала.

— Там, на улице, ты сказал что-то в тот момент, когда взорвалась бомба. Я не расслышала. Повтори это, пожалуйста, сейчас.

Ник ощутил на языке чистый, неразбавленный привкус железа, который сказал ему, что пришло время выложить карты на стол. Никаких колебаний, никакой лжи, такие вещи больше не пройдут. Эта женщина видела его насквозь, как никто другой.

Спустя мгновение они оказались в темноте по причине прямого попадания снаряда в главную электростанцию страны. Лампура-Сити погрузился во мрак.

Темнота упала между ними, как тяжелый занавес. Конни судорожно глотнула воздух и прильнула к нему.

— Я здесь, — хриплый голос Ника прозвучал у нее прямо над ухом. — Я здесь, любовь моя.

Она вцепилась в его плечо. В первый раз за весь вечер ее обуял настоящих страх.

— Может, мы спрячемся в ванной комнате?

Она ждала, что он встанет, но он остался там, где сидел.

— Приступ клаустрофобии, — объяснил он.

Она еще крепче прижалась к нему.

— Останемся здесь, не нам же с тобой бояться пуль и снарядов! — Ник постарался произнести это весело и беззаботно, как будто все происходившее было не более чем игрой, но его выдал голос.

Конни затрепетала и не стала противиться, когда его руки принялись проводить упоительное обследование ее тела. Они ласкали ее голые колени и бедра, забирались под груди, гладили плечи, будто Ник все никак не мог поверить, что она здесь, с ним, в этой темноте.

Его нос уткнулся в ее щеку, а губы отыскали мочку уха. Она слышала, с каким наслаждением он вдыхает запах ее волос. Конни легла на спину, он потянулся за ней, шепча убаюкивающие слова о том, что все будет хорошо, что снова взойдет солнце, что завтра цветы опять раскроют свои лепестки.

О Господи, как она любила его за эти вот слова.

Он снова и снова зарывался носом в ее волосы, каждый локон которых был напрямую связан с немыслимо интимными уголками ее тела. Его ласки скорее убаюкивали ее, чем возбуждали в ней желание. Ей казалось, что он задался целью узнать только внешние очертания ее тела, чтобы испытать свой предел прочности.

Где-то вблизи разорвался снаряд. Здание тряхануло.

— Это в конце улицы, — Ник почувствовал ее напряжение. — Армия сама не знает, куда стрелять.

— И какой-нибудь шальной снаряд может в любую минуту угодить к нам в гости?

Пружины кровати заскрипели, когда Ник потянулся к ней и коснулся ее виска своим влажным, как морской ветер, и теплым, как тропическая ночь, дыханием.

— Я не допущу этого.

Конни пошевелила головой, волосы зашуршали, а его губы в который уж раз отыскали мочку ее уха. Запах порохового дыма, который не спутать ни с каким другим, в безумном сочетании с ароматом тропических цветов, лепестки которых закрылись немногим более часа назад, незваным гостем вплыл в комнату и напомнил им, где они и что происходит вокруг. Он смешался с запахом Ника, который Конни уже успела полюбить.

В окна ворвались звуки военного времени: крики людей, шум моторов, лязг гусениц и трескотня выстрелов.

— Что же нам делать? — спросила Конни.

Ник ответил нарочито легкомысленно:

— Мне и тебе? В постели? И ты еще спрашиваешь!