Александер Виктория - Ее высочество, моя жена

– Ни капельки, – ответила Татьяна, игнорируя дрожь предвкушения и одновременно тревоги. – Мне нравится мужчина с живым воображением.

Он засмеялся.

– Я не это имел в виду.

– Я знаю, что вы имели в виду. Однако если вы ожидали, что я лишусь чувств при мысли делить с вами одну комнату…

– И кровать.

– И кровать, – ее голос был спокоен, как будто она говорила о чем-то обыденном, а не обсуждала то, о чем мечтала долгими одинокими ночами. – Я полагала, что вы не ждете от меня истерики по этому поводу с тех пор, как вы выдвинули ваши так называемые “условия”.

– Я никогда не знаю, чего от вас ожидать, принцесса, – тихо проговорил Мэтт.

– И не называйте меня принцессой. Или Ваше высочество. Кто-нибудь в конце концов услышит и…

– Хорошо, миледи… – он придвинулся ближе, почти касаясь губами ее уха, – жена.

Шепотом произнесенное слово, соблазнительное и многообещающее, прокатилось мурашками по коже, поднимая волну удовольствия до кончиков волос на голове. Похоже, Татьяна все-таки лишится чувств.

Почему они не могут делить одну кровать? Разве не была она в объятиях Мэтта в своих мечтах каждую ночь с тех пор, как они расстались? Что бы ни происходило между ними сейчас, разве она не считала себя его женой всегда? Разве он не был ее любовью всегда?

Зачем ждать пока та любовь вернется, да и была ли она? И так ясно, что его чувства уже нечто большее, чем простое физическое влечение. И эта странная перепалка между ними тому доказательство. Пускай сейчас Мэтт и не любит ее, но он терпит ее присутствие, и она ему хоть немножко, но нравится. А даже если он ее ненавидит, то это очень пылкая и утонченная ненависть. А разве не один маленький шаг разделяет любовь и ненависть?

– Да, – произнесла Татьяна.

– Что – “да”? – Мэтью выжидательно посмотрел на нее.

– “Да” – это ответ на ваш вопрос.

– И о каком вопросе идет речь? – спросил он медленно.

– Вы хотели знать, есть ли хоть одно условие, которое я намерена соблюдать, – Татьяна взглянула на Мэтта и с удовольствием заметила отчетливое беспокойство в его глазах. – И мой ответ, милорд муж, – “да”.

Глава 7

Мэтт не мог выбросить из головы ее взгляд. Выражение ее глаз.

Татьяна бросала на него этот взгляд при каждой встрече после возвращения. В конюшне, в своей резиденции и его коттедже, а также сегодня вечером, когда они вошли в гостиницу. Даже сейчас, сидя за столом напротив него в уединении их комнаты, доедая заказанный Мэттом ужин, она прерывалась, и время от времени устремляла на него этот взгляд.

Он не мог точно описать его: это была смесь флирта и решимости. Невинности и вызова. Каким-то образом принцессе удавалось бросать на него быстрые взгляды из-под опущенных ресниц. Мэтью не смог бы повторить такое, даже если бы годами тренировался перед зеркалом. Прием определенно женский и не слишком откровенный. Мэтт своим умом, созданным для занятий механикой, поражался, как можно создавать впечатление скромно опущенных глаз, бросая при этом взгляды, которые можно описать лишь одним словом – соблазнительные. Прочие части его тела волновал лишь вопрос – зачем, а не то, как ей удается подобный трюк.

Действенный. Вот как можно его назвать. Невероятно действенный. Это был, без сомнения, тот же самый взгляд, которым Далила заманила в ловушку невинного Самсона. Взгляд, который Клеопатра применила против ничего не подозревающего Марка Антония. Должно быть, Татьяну с рождения обучали использовать такие взгляды для национальной обороны во время Авалонских кризисов.

Другой мужчина был бы захвачен соблазнительной притягательностью этих зеленых глаз. Но Мэтью Уэстон, лорд Мэтью, был более чем готов принять вызов – в конце концов, это был всего лишь взгляд, неважно насколько действенный, или зовущий, или интригующий, или…

– Вам не нравится, милорд?

– Не нравится? – Мэтт не думал о своих чувствах в таких выражениях. Татьяна заставляла его ощущать себя так, словно для нее во всем мире нет и никогда не будет никого дороже, чем он. И это само по себе было подозрительно.

– Я не уверен, что этому можно верить.

– О боже, – раздраженно вздохнула Татьяна. – Ты говоришь как Димитрий.

– Не сомневаюсь, что ты предоставила бедняге капитану более чем достаточно поводов для недоверия за эти годы, – холодно произнес Мэтт.

– Глупости. К слову сказать, до недавних пор я вообще никогда не покидала страну. А политический климат дома был относительно спокойным до болезни отца.

Он смотрел на нее в недоумении.

– О чем ты говоришь?

– О соображениях безопасности, разумеется. О возможности отравления пищи. Я считаю это абсурдным. Никто не знает, кто я такая, да если бы и узнали, мне кажется, никого бы это не волновало.

Она свела брови.

– Я спросила, понравилась ли тебе еда, а ты заявил, что не веришь. О чем ты говорил?

– Я говорил… Твой взгляд заставляет меня забыть прошлое и пренебречь будущим.

Он прочистил горло и величественно произнес:

– Я считаю, что ужин был великолепен.

Расставленные на столе тарелки были наполнены жареной говядиной, овощами в сливочном соусе и большими кусками хрустящего хлеба. Все это дополнялось двумя бутылками терпкого, но вкусного красного вина.

– Ты почти ничего не съел.

– Зато ты съела порядочно.

– Да, я знаю. – Татьяна облизала средний палец и издала удовлетворенный вздох.

– Действительно великолепный ужин. Я умирала от голода.

– Неудивительно. – Мэтт с трудом отвел взгляд от ее прелестного пальца. Счастливчик!

– Ты почти ничего не ела сегодня – если не считать бренди.

– Бренди не считается, если это традиция. Кроме того, я не особенно люблю бренди. Это слишком серьезный напиток, ужасно тяжелый и крепкий. Но традиции требуют жертв, ты согласен?

– Я бы сказал, это зависит от традиции.

Если Татьяна была для него загадкой, когда они встретились впервые, то сейчас она и вовсе ставила его в тупик.

То, что теперь Мэтт знал, кем и чем она является, не помогло ответить на его вопросы, а только углубило тайны вокруг нее.

– Традиции очень важны. – Принцесса лениво обвела пальцем край бокала. Словно приласкала. Живот Мэтта напрягся, и он осушил вино одним глотком.

– Можно сказать, что это тот стимул, что движет мной.

– Да? – Он снова наполнил свой бокал.

Татьяна задумчиво кивнула.

– Это важно для страны, для людей – иметь что-то, во что можно верить. Это настоящая цель традиций, обычаев, даже символов. Приятно знать, что, как бы ни менялся мир, некоторые вещи остаются неизменными, и всегда останутся таковыми. Ребенок будет крещен так же, в той же церкви и скорее всего в той же рубашке, что и его отец до него.