Измена. Я лучше чем она (СИ) - Хелен Кир
Барский больно оттягивает волосы. Дергает на кулак, заматывает так сильно, что головой не могу пошевелить. Он меня не целует. Он кусает губы до сильной боли. На мгновение окатывает жгучий жар, но Давид не дает ему распространиться по телу. Запускает язык и принимается в прямом смысле иметь мой рот. Поцелуй вторжение. Поцелуй как оружие массового поражения и спасения от него нет.
Впервые в жизни слышу животный стон Давида. Барский пожирает меня, звучит на самых низких нотах. Он как дорогой коллекционный автомобиль урчит. Не успеваю прочувствовать, потому что через мгновение ткань на груди распадается надвое. Давид разрывает одежду в клочья, не отрываясь от моих губ.
Дождь заливает голую грудь. От холода соски мгновенно твердеют. Давид не дает опомниться и с силой заваливает на спину. Набрасывается и жестко сминает.
— Больно.
— Я хочу, чтобы тебе было больно, Дина, — демонический взгляд палит насквозь. Барский впивается горячим ртом, всасывая вершину. Симбиоз холода и нестерпимого жара поджигает, подбрасывает. — Ты, сука, Барская. Ненавижу тебя.
— Я сильнее тебя ненавижу, — тащу за волосы назад. — оставь меня в покое. Я разрываю контракт. Пошел ты куда подальше.
— Конечно, — треск кружев. Мои трусы скомканные и влажные летят в сторону. — Но прежде я тебя разорву.
Пугаюсь так, что ор на всю округу поднимаю.
— Кричи, — подстегивает бес, — громче!
— Маньяк, руки убери!
Визжу, брыкаюсь и отталкиваю. Гром гремит сильнее, молнии ослепительнее сверкают. Погода бесится. И я вместе с ней. Неизвестно кто сильнее. Барский зажимает подбородок, вспышкой озаряет перекошенное лицо. Он как посланник дьявола смотрит, в глазах чернота. Он мокрый и горячий. Жжет, липнет.
— Уже не уберу, Дин. Поняла? Поздно.
— Пошел ты, Дава! Ненавижу.
Волосы превратились в паклю, одежда разорвана, бесстыдно задрана. Я распятой лежу под мужем в эпицентре стихии. Он зверь. Даже погода ему помогает. Он гребаное порождение смерча.
— Сколько «ненавижу» сегодня прозвучит, Дин? Ну! — понукает, как лошадь. — Говори.
Бессилие уничтожает. Мне хочется его ударить. Сильно и больно. Но мне не вырваться. Выгибаюсь дугой, почти сбрасываю. Рвусь, мечусь и беспощадно теряю силы.
— Что тебе нужно? Что?!
Руки рывком за голову, наваливается грубее. Буквально распластывает. Не пошевелиться. Под оглушительный свист целует, кусает кожу. Лижет, сосет. Оттягивает мочку, прижимается губами к уху.
— Выебать тебя хочу, — грубо толкается бедрами. По мне будто стальным поршнем шарашит. У него стояк каменный. — Сильно и больно. Чтобы знала, сука, как перед Вороном жопой вертеть.
Его заявление поджигает нервы. Сволочь. Грязная сволочь!
— А ты! Ты чем вертел, пока я…
— Молчи. Лучше молчи сейчас. Ноги шире, Дина, — при этих словах я сжимаюсь.
Барский словно чувствует, что слишком озверел и притормаживает. И дальше…
Он меня целует. В губы. Меня перемена ослепляет не хуже вспыхнувшей молнии. Он на самом деле меня целует. Трепетно, мягко, волнующе. Касается кончиками пальцев шеи, чересчур нежно ведет по ней. Не знаю сколько это длится, пока Давид отрывается.
Встречаемся взглядами под треск стихии.
— Все равно, Дина. Все равно…
Рывок и Давид втаранивается в меня с размаху. Зажимает так, что не могу пошевелиться. Мне больно, слишком глубоко. Блокирует бедра и начинает входить сильно, беспрерывно. Растущее возбуждение вперемешку с истеричным отталкиванием разрывает.
Давид берет свое. Нетерпеливо, максимально захватнически. Все сливается. В голове гул и нездоровое пьянящее чувство. Барский тянет меня вверх, не останавливаясь вновь впивается в рот. Вбивается. Клеймит как собственность.
Ненавижу себя за то, что теку под ним. Несмотря ни на что теку! Чтобы как-то выместить свою злобу, размахиваюсь и бью его по лицу.
Глава 24
Собираю все самое необходимое. Вещей брать много не хочу. Лишнего не нужно. Белье, костюмы и пара верхней одежды. Вся жизнь вместилась в три больших чемодана. Деньги на счету есть, но их немного. Хватит на полгода, не больше.
После той страшной ночи я не разговариваю с Давидом. Вот и сейчас рву бумаги, заверенные у нотариуса, и оставляю их в гостиной на столе. Нас больше ничего не связывает. Ничего.
После штормового секса, я спряталась в машине и впервые в жизни заплакала при Барском. От обиды. От того, что так нагло меня использовали. Мысли о том, что начала ему нравится не допускаю. Бред все. Давид взял меня, как последнюю девку.
Такие как он не могут чувствовать, не могут по-человечески. Он варвар. Дикарь. Необузданный мужлан, живущий инстинктами и купающийся в собственном эгоизме нарцисс. Я же не дура, чтобы поверить во вспыхнувшее внезапно пламя. Он просто захотел удовлетворить первобытный инстинкты.
— Слав, ты не передумал?
Жду ответ, расслаивая ногти о спинку стула. Если Ворон сейчас пойдет пятками назад, то придется ехать в гостиницу. Друзей у меня нет, подруг тем более. Не нажила. Славич чудом появился в жизни и как подсказывает предчувствие обратиться к нему было самым правильным вариантом. Даже ради собственного самосохранения.
— Шутишь? Конечно нет.
— Я собралась. Слав, еще момент. Спасибо за первый месяц оплаты, но в дальнейшем я бы хотела всем заниматься сама.
— Дина, квартира корпоративная. Покупал площадь на всякий случай. Были преценденты, когда мои талантливые сотрудники некоторое время пользовались ей, пока не приобретали свое жилье или не подыскивали новую. Ничего страшного. Мной оплачена всего лишь коммуналка. Тебе, кстати, тоже только квитанции оплачивать. Жилье предоставляется бесплатно.
Вот как. Выхода пока нет. Приму щедрое предложение Славы, а потом посмотрим.
— Жду у метро.
— Я подъеду.
— Нет. Не нужно. Скоро буду.
Кладу трубку и обвожу прощальным взглядом золотую клетку. Как же там в романе… Гори, гори, прошлая жизнь!
На разодранный в клочья контракт сверху бросаю связку ключей. Почти дохожу до двери, но потом внезапно торможу. А скажите сколько мне быть честной и на фиг никому не нужной благородной? Сколько можно разыгрывать из себя «я все сама преодолею»?
Разворачиваюсь и почти бегом поднимаюсь по лестнице. В кабинете Барского идеальный порядок. Ни пылинки. Массивный стол из темного дерева с безупречной темно-зеленой поверхностью. Аккуратные стопки листов и набор фирменных ручек. Стул и тот стоит как солдат на плацу. Как по линейке очерчен.
И эта чертова аура давящей властности. Надышал тут сволочь, оставил флюидов. У меня четкое ощущение присутствия деспота. Так и кажется, что сейчас на плечо ляжет его тяжелая рука и он развернет к себе, вопьется злыми глазами, ледяным голосом произнесет мое имя.
Бред. Паранойя.
Шагаю к сейфу.
