Людмила Бояджиева - Признание Альбины Кристаль

Что бы это в самом деле могло быть? Коран? Увы, я не знала арабского, но имела представление, как выглядят арабские тексты. Знаки, покрывавшие страницы книжицы, не были походи ни на один известный мне алфавит. Прояснить происхождение моей находки мог только эксперт. Уткнувшись носом в темную кожу переплета, я мысленно перебирала возможные кандидатуры для опознания странной находки. Есть! Прямо тут, в «Спутнике». Похоже, в наше доме собрался самодостаточный комплект специалистов для автономного выживания.

В списке жильцов я нашла Эжен Марковича Лурье — редчайшего знатока древних языков. Знаете чьим прадедом оказался этот старикан? Кармы! Да, да, нашего звездного поп-идола, известного под этим увесистым псевдонимом и владевшего обширными апартаменты в моем подъезде. В момент моего визита идола не было дома и одетый в бархатную визитку ученый принял меня в собственном кабинете. Если даже поверхностный взгляд на другие помещения апартаментов напомнил мне обстановку звездолета из «Звездных войн», то сплошь покрытие книжными стеллажами стены кабинета, большая лампа под антикварным шелковым колпаком и сам обитатель комнаты, перенесли в век XIX.

— Ну что я могу вам сказать, детка… — антикварный дед, гнездившийся в глубине вольтеровского кресла, подержал на дрожащей ладони мой сувенир. — В Музее востоковедения есть один человек… Он наверняка заинтересуется этой вещицей. Возьмите. Да возьмите же! — нетерпеливо взвизгнул он, словно книжка жгла его кожу. Сухонькая рука, похожая на птичью лапку дрогнула, передавая мне вещицу и быстро сжалась в кулак, как бы подавляя искушение вновь завладеть предметом.

— А что думаете вы? — взмолилась я.

Старик устремил выцветшие глаза в толщу пыльных фолиантов. Мне даже показалось, что на пергаменте щек блеснули слезы.

— Поздно, увы, поздно… — он постарался справиться с волнением и заговорил твердым голосом: — Попадись Ариус в мои руки лет этак тридцать, сорок назад, все могло бы сложиться совсем иначе… В личном и планетарном масштабе. Это первое. Второе: — постарайтесь передать сей предмет надежному, знающему человеку. И последнее: — ни в коем случае не держите его при себе. Заклинаю вас, не надо испытывать власть сил, о которых мы имеем весьма отдаленное представление.

— Это важный амулет?

— Это тайна, детка. Опасная и великая тайна. Путь Ариуса обагрен кровью. Люди шли на преступления, чтобы овладеть заключенными в нем знаниями. Но это ошибочный путь.

— Там в самом деле заключены важные тайны? Секрет философского камня? Рецепты бессмертия и безграничной власти? — подсказала я главные ценности эзотерической исканий, стараясь казаться серьезной. Старик посмотрел на меня с печальным сожалением:

— Боюсь, те, кто пытался расшифровать заключенные здесь знаки, плохо ориентировался в смысле человеческого бытия. Ключ к мудрости Ариуса еще не найден и, думаю, отыщется еще не скоро. Не пытайтесь найти переводчика — на земле сейчас нет подобного языка. — Вспыхнувшая в старике жизнь внезапно угасала. Он превращался в мумифицированный реликт, охваченный парализующей сонливостью. Тонкие веки прикрыли ввалившиеся глаза и я бегло успела заметить на книжном стеллаже пожелтевшее фото — элегантный красавец в блоковских кудрях с девчушкой в кисейном платье. И еще — облезлый пуховый платок на спинке вольтеровского кресла. Ручка старика нащупала платок, зябко обернула шею. Он пристроил покрытый детским пухом затылок в углубление подголовника и погрузился в сон.

— Благодарю вас, профессор, не провожайте меня, я захлопну за собой дверь, — на всякий случай проговорила я и поднялась. Неужели в огромной квартире больше никого нет и это девяностолетнее хрупкое дитя останется без присмотра?

Поколебавшись, а не разбудить ли так много знающего старика, я спрятала странную вещицу в сумочку. Продолжать разговор не имело смысла — с головой ученого явно не все в порядке. Стараясь не будить дремавшего, я направилась к двери кабинета. Оглянувшись, едва не вскрикнула от неожиданности. Глаза Эжена Фернандовича, широко распахнутые, синие смотрели мне в след с непередаваемой болью. Таким взглядом провожали пассажиры «Титаника» последнюю шлюпку, оставлявшую их наедине со смертью. Кивнув, я тихо удалилась.

Вот так удача! Мне посчастливилось найти чрезвычайно важную улику: в апартаменты 303 наведывались загадочные гости! Разве потерянный талисман может иметь отношение к штукатуру или электрику? Теперь мой Депардье поймет, какого ценного союзника заполучил в лице Альбины Кристель и мы буде работать вместе: разведчик-профессионал и образованная консьержка! Тайны, погони, риск, а рядом — мужественное плечо моего героя, его сильные руки, проницательные глаза, горячие губы…

Домой я пришла поздно, ощущая груз необычной усталости. Механически приняла душ и рухнула в постель, ощущая вязкие объятия Морфея. Но бог сна, заманив утомленную жертву, обманул.

Уснуть было решительно не возможно. На моей подушке лежал бледный свет ночи. В створках маминого трельяжа, как лесные тени в глади спящего пруда, отражались призраки обступивших меня вещей. Тревога таилась в потемках. Разве уснешь, если столько вопросов? Мистические тайны, роковые случайности, пугающие намеки… Неужели мне выпала честь соприкоснуться с величайшей тайной, способной приоткрыть человечеству дверцу в сияющий чертог Истины? «Человечество»! «Истина»! — все же мышлению людей театра свойственен некий декламаторский пафос — все с внушительной интонаций и непременно с большой буквы. А одиноким женщинам северного темперамента присуща страсть к культуртрегерству и защите обездоленных. Отсюда, как диагноз психиатра: «бред высокого происхождения». Да, да, есть такой специальный термин для «спасителей человечества», «мессий», «ангелов всеобщего счастья» и, наверно, «строителей коммунизма», собранных в отдельной палате Кащенко. Но я же сегодня сама слышала от старика: «В этой вещице скрыта величайшая из тайн»… Почему бы и нет? А потому, Помидорина, что реальность куда прозаичней, чем хотелось бы тебе, сочинительнице утопических «проповедей». Бедный старикан не в своем уме, а поразившая его больное воображение книжица — всего лишь трухлявый «сувенир» с помойки, выроненный кем-то из строителей.

Я сбросила одеяла и босиком прошлепала в коридор. Сумка лежала на шкафчике. Руки нетерпеливо нырнули в ее шелковое нутро: косметичка, документы, ключи… Ариус!

Держа свою находку на ладони, я невесомой поступью привидения вернулась в комнату и распахнула окно… Бог мой, и почему люди не летают!? Почему не обмирают всякий раз от этой красоты? Верхушки елок, поднимающиеся до подоконника, припорашивала алмазная пыль, небо вовсе не Московское — черное, осыпанное яркими, хрустально дрожащими звездами — распахнулось бездной. Звездному свету я поднесла, как вопрос и дар крошечный обтрепанный томик. Ветхая кожа переплета сверкнула лунным серебром, вспыхнул глазок черного камня, разбрызгивая бледные искры. Зашелестели, раскрывшись веером страницы и похожие на бегущих зверушек знаки налились огнем…