Элеонора Мандалян - Крапленая (СИ)
Интересно, если бы она пожелала, пришел бы Жан проводить ее? Все-таки первый ее мужчина. Хорошо ей было с ним или плохо? А никак. Тревожно и боязно, потому что первый. В отдельные моменты тошнотой накатывало чувство брезгливости. И ни на минуту не отступала навязчивая мысль: чужой, чужой! Да, это была запланированная акция. Но такая, о которой хотелось поскорее забыть. Она должна была стать женщиной прежде, чем предпримет последующие шаги. И она ею стала. Вот и весь сказ.
Состав дернулся с характерным металлическим лязгом, и платформа со всеми ее провожающими медленно заскользила в прошлое, в небытие. Как хорошо, что никто не сел в ее купе, никто не будет надоедать пустыми разговорами, лезть от нечего делать в душу... Тяжелая дверь с грохотом отъехала в сторону и в дверном проеме возникла постная, недовольная физиономия субъекта средних лет. Причем постной она стала при виде Кати. Не поздоровавшись и не извинившись за вторжение, субъект снова небрежно задвинул дверь. Сквозь оставшуюся щель Кате были слышны его слова, обращенные к проводнику:
- Неужели у вас не найдется для меня свободного купе? Я заплачу вам, черт возьми.
- Сожалею, мсье. Все купе заняты. Это единственное свободное место, - виновато оправдывался проводник. – Рад бы услужить, но увы.
Дверь снова отодвинулась, и субъект с саквояжем протиснулся в купе.
- Bon voyage! – буркнул он, как выругался, изобразив на лице подобие улыбки. – Вам придется терпеть мое присутствие до Амстердама, мадемуа-зель. Равно как и мне – ваше. Если, конечно, вы не сойдете раньше.
Катя ничего не ответила. Забрав жакет и сумку с его места, она закинула ноги на свой диванчик, чтобы не мешать ему устраиваться, и сделала вид, что поглощена книгой. Мрачный тип долго возился в проходе, не обращая внимания на попутчицу, будто ее и не было здесь вовсе. Наконец сел и, отгородившись от нее журналом, тоже затих.
«Да что ты о себе воображаешь, ублюдок!»,- злилась Катя, исподтишка изучая его. Лет на вид десятка три с половиной, может четыре. Хоть по-французски он и говорил без акцента, ни внешностью, ни манерами на француза явно не тянул. Небрежно причесанные темно-русые волосы. Крупный прямой нос, крупный чувственный рот. Агатовые, полупрозрачные глаза с черными колючими зрачками он, видимо, позаимствовал у ястреба. Сходство с хищной птицей дополняла подвижная голова на длинной шее. Неожиданно резко повернув ее, он перехватил взгляд Кати - будто мышь поймал - вонзив в нее острые шила зрачков.
- Чего это ради вы разглядываете меня? - враждебно процедил сквозь зубы ястребоподобный субъект, явно провоцируя ее на скандал.
- От нечего делать, - скучающим тоном обронила Катя. – Больше-то смотреть не на что.
- Вон окно. Смотрите туда. Или в свою книжку. - Субъект снова отгородился от нее журналом.
Это ж надо! Только ей могло так «повезти» с попутчиком. Злая доля, несмотря на все усилия Кати, казалось, намерена преследовать ее до конца дней. Дорожные приключения отнюдь не входили в ее планы. Чем меньше людей заметят, а следовательно запомнят ее, тем лучше. И уж конечно же этот тип ничем не мог привлечь ее. Но Катя все еще пребывала в эйфории своего перевоплощения, требовавшей ежеминутного подтверждения, что она обрела достойную оболочку, став привлекательной женщиной, что мужчина, кем бы он не был, уже не будет смотреть на нее, как на пустоту, или отворачиваться, презрительно морща нос. А этот грубиян вел себя так, будто она была прежней, и даже хуже того, с чем Катя никак не могла смириться.
- Можно подумать, что это я вломилась в ваше купе, - пробормотала она зло.
- Кто виноват, что у них не было свободного, - огрызнулся из-под журнала тот.
- Я тоже рассчитывала ехать одна, чтобы никто и ничто меня не стесняло. А вы расселись тут, даже не спросив разрешения, да еще и хамите.
- Кто хамит? Я хамлю!? – Он вытянул свою длинную шею, гневно уставившись на нее поверх журнала. – Что вы себе позволяете?!
- На всякий случай имейте ввиду: если вы не будете вести себя пристойно, как подобает джентельмену, я вызову охрану и потребую, чтобы вас выдворили из поезда.
Его глаза сделались совсем круглыми и прозрачными, а зрачки ввинтились в нее, как сверла электродрели. От возмущения не найдясь что ответить, он снова скрылся за журналом и вдруг пробурчал себе под нос на чистейшем русском:
- Вагонная шлюха. Думает, не знаю, что у нее на уме.
«Так вот оно что! – почему-то сразу успокоилась Катя. – Наш. Совок. Теперь понятно, откуда в нем столько злости и хамства. Окажись на его месте настоящий француз, можно было бы поупражняться в легкой, светской беседе, за которой и время прошло бы незаметно. А с этим придется всю дорогу сидеть как на горячей сковороде.»
В купе надолго воцарилась тишина. Катя угрюмо смотрела в окно. Там проплывали лубочно сочные, изумрудные леса, плавно струились укрытые пестрым майским ковром холмы и поляны, нескончаемой вереницей тянулись селения, утопающие в нежных объятиях цветущих садов...
Отшвырнув журнал, неприветливый попутчик поднялся и, громыхнув дверью, вышел. Кате сразу стало легче дышать. Прошло не меньше часа, а он не спешил возвращаться. Может заблудился и забыл, в каком купе и вагоне осел, - с надеждой подумала Катя. – Может встретил приятеля или его подцепила другая «вагонная шлюха».
Проголодавшись, Катя отправилась в вагон ресторан, села за первый попавшийся столик, заказала ужин, и только тогда заметила, что он сидит через проход от нее, накачиваясь виски. Холодные мурашки непрошенного страха поползли по спине. Для полного счастья только пьяного мужика ночью в купе ей и не хватало. Она лихорадочно соображала, что можно предпринять в подобной ситуации и к кому обратиться за помощью, когда попутчик - с бутылкой в одной руке и рюмкой в другой - шагнув через проход, оказался рядом.
- Раз уж от вас все равно нигде не укрыться, так может не стоит и пытаться? Не возражаете?
Лучше продемонстрировать ему дружелюбие, чем наживать врага, вполне резонно решила Катя.
- Все будет зависеть от того, как вы себя поведете, - тоном классной дамы сказала она.
- Как пай-мальчик, даю слово.
- Тогда, так и быть, можете присесть.
- А я уже сижу. Что вы обычно пьете?
- Обычно ничего. А в создавшейся ситуации – тем более.
- Что вы имеете ввиду? А-а, кажется понял. Вы боитесь провести ночь в одном купе с пьяным мужчиной.
- Я не боюсь ничего, запомните это. - Колюче глядя ему в глаза, Катя перешла на родной язык. - Но терпеть не могу винный перегар. Считайте, что вы уже устроили мне бессонную ночь.
- Вот так сюрприз! – Несмотря на этот возглас, он, казалось, почти не удивился. Вернее будет сказать, новые обстоятельства мало что для него меняли. - Неправда, барышня, - цинично усмехнулся он, тоже переходя на русский. – Вы не сможете уснуть не из-за перегара, а из страха, что я начну приставать к вам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});