Месть озлобленной души - Джулия Диа
Любопытство, как глоток свежего воздуха, побудило дернуться в их сторону, однако мать сама развернулась к сыну. Бледное безжизненное лицо, лишенное эмоций; пустой взгляд и тусклые глаза, в которых меркли даже блики света, – так выглядела боль от утраты любимого человека. Мигель прочувствовал эту боль собственной кожей еще в отпевальне, где они провели всю ночь перед службой. Лишь там пришло осознание, что отца больше нет. Но матери он не верил… много ли надо для игры на публике?
Женщина подошла к урне с прахом и положила в него конверт, после чего дрожащими руками закрыла крышку. Внимательно следя за действиями матери, Мигель поймал себя на мысли, что просто обязан узнать, о чем это письмо. А также узнать, кто этот мужчина, ведь он не раз встречал это лицо в газетных статьях.
В рабочем кабинете виллы словно остановилось время, и складывалось впечатление, будто старый хозяин только что покинул помещение. В воздухе до сих пор витала аура его присутствия, ведь сюда никто так ни разу и не осмелился войти за последние дни.
Франко Мартинес любил качественные сигары и хорошую музыку: на заднем фоне всегда играли виниловые пластинки знаменитых исполнителей двадцатого века, таких как Амалия Родригес, Жуан Жильберто или Карлуш Паредеш. Стены и мебель пропитались ароматом табака и дорогого парфюма, а дизайнерский шкафчик открытого типа с мини-баром все еще стоял на видном месте, демонстрируя гостям элитные напитки.
Всколыхнувшаяся занавеска легким прикосновением, словно возлюбленная, заключила в полуобъятия Мигеля, неподвижно стоявшего около рабочего стола отца. Проведя рукой по небольшим потертостям на бархатной поверхности, он прикрыл глаза, и его лицо исказилось в болезненной гримасе от нахлынувших воспоминаний. Непролитые слезы хлынули наружу, выпуская всю накопившуюся печаль, а от сильного стискивания челюстей начало сводить скулы. Сын не мог позволить себе оплакать смерть отца на людях, однако находясь в полном одиночестве, он все же дал волю чувствам.
Упав в кожаное кресло, Мигель долго собирался с мыслями, прислушиваясь к звенящей тишине. Гости разошлись, а мать была у себя в комнате, дом снова опустел… Просидев в полном отрешении, он вспомнил о документах, что держал в руке, ему их вчера передал семейный юрист. Мигель открыл плотную папку и вывалил все на стол. Взору сразу же предстали диски, фотографии, несколько белых конвертов и какие-то бумаги.
Молодой человек окинул брезгливым взглядом все это. Он не знал и даже не хотел задумываться, какую информацию они содержат. Мысль о том, что все богатство, убранство и бизнес перейдет к нему по наследству, претила. Ему ничего этого не нужно, он лишь хотел отмотать время назад в те годы, когда семья была счастлива…
Вскрыв первый попавшийся под руку конверт, Мигель вытянул из него лист бумаги. Это оказалось письмо, написанное рукой отца, однако казалось оно каким-то странным, словно в нем отсутствовала часть текста, так как две половинки листа были аккуратно склеены лентой скотча. Это смутило парня, прекрасно помнившего педантизм Франко, поэтому, нахмурив брови, Мигель стал внимательно вчитываться в текст.
«Здравствуй, дорогой Мигель.
Если ты читаешь это письмо, то меня, вероятно, нет в живых. Прошу, не стоит горевать обо мне, ведь я прожил очень счастливую жизнь – в ней были ты и Мануэла. Я хотел, чтобы и мой сын испытал это чувство любви, но все пошло не по плану. Скорее всего, у тебя уже возникли вопросы, поэтому поспешу рассказать обо всем по порядку.
Как ты уже знаешь, мое детство прошло в Америке, где я вырос и учился, пока не стал достаточно самостоятельным, чтобы вернуться на родину. В Штатах наш дом находился по соседству с домом прекрасной семьи, где жил мальчишка моего возраста. Вскоре мы подружились и со временем стали настолько близки, что считали друг друга братьями. Шли года, и чем взрослее мы становились, тем сложнее давался выбор. Особенно после того, как каждый из нас нашел свое призвание. В итоге я вернулся в Португалию, где женился на твоей матери и поднял винодельный бизнес с нуля, а Брендон остался там, в Америке, развивать свое дело, он начинал с уличных кафе. Но уже через несколько лет мы вместе перерезали ленту его нового ресторана. Дела Брендона стремительно взлетали в гору, одно заведение разрослось в сеть.
Однако не бывает все идеально в жизни, сынок. Бизнес – это грязь и, к сожалению, все мы были в ней по уши. Однажды друг попал в очень неприятную ситуацию, которая грозила ему потерей всего. Я не мог остаться в стороне и решил помочь. Благодаря моим связям он вышел на международный уровень, и дела снова наладились.
Доброта – мое проклятие, скажешь ты… знаю, что скажешь, ведь родственную душу не обманешь. И ты будешь абсолютно прав. Но я так воспитан, Мигель, и, надеюсь, частичка моей доброты до сих пор живет в тебе…
После тяжелых деловых переговоров он сказал мне, что я могу просить у него все что угодно. И даже как-то была брошена шутка о том, что было бы неплохо породниться. У него есть дочь, она чуть младше тебя, но быть такой красавицей – просто преступление. На тот момент вы были еще совсем детьми, и мы составили некий договор: в нем говорилось, что вы жених и невеста, и как только девушка получит высшее образование, вы поженитесь.
Конечно же, эта бумажка не имела никакой юридической силы, но наша вера была искренней. Мы хотели сблизить вас, подружить… Хотели, чтобы вы сами полюбили друг друга, не столкнувшись даже с языковым барьером. Знаешь, это словно желание, которое нужно написать на бумажке накануне Рождества, а потом сидеть и ждать чудо.
Год спустя мы полетели в Америку на день рождения маленькой Джессики. Думаю, ты догадался для чего. Да, нам не терпелось вас познакомить. На тот момент девочке было пять лет, а тебе семь. Ты, скорее всего, мало что помнишь о той поездке. И, казалось бы, все просто идеально: красивые дети, обеспеченные семьи, но…
Парень прекрасно понимал, что здесь явно отсутствовал важный фрагмент. Смотря на аккуратно склеенный срез, Мигель не сомневался, что до письма добрались руки матери…
Постоянно лезет куда не надо…
К сожалению, будучи подростком, мальчик перестал доверять Мануэле, подозревая ее в неверности Франко. Единственным человеком, который мог хоть как-то повлиять на сына, был отец, к которому Мигель всегда испытывал глубокое
