Линда Ховард - Азартная игра

Но она, казалось, постоянно находилась возле него. Хотя, рассуждая логически, Ченс понимал, что время от времени ей все-таки приходилось покидать больницу. Пока он горел в лихорадке, она протирала его лицо мокрой холодной тканью и давала кусочки льда. Она расчесывала его волосы, гладила по лбу, когда его голова болела так сильно, что, казалось, череп расколется. Она сама купала его, заметив, как он тревожился, когда это делали санитарки. Почему-то он лучше переносил ее прикосновения и очень удивлялся собственной реакции.

А она постоянно прикасалась к нему, предугадывая его потребности. Подушки всегда оказывались взбиты прежде, чем он начинал испытывать какое-либо неудобство, отопление в палате каждый раз бывало отрегулировано до того, как ему становилось слишком холодно или жарко. Когда лихорадка вызывала в нем боль с головы до пят, Мэри массировала его спину и ноги. Ченс утопал в волнах материнской заботы, был окутан ею со всех сторон. Это пугало его, но Мэри, воспользовавшись его ослабленным состоянием, безжалостно ошеломила его материнской лаской, словно решила любящим вниманием в те несколько дней компенсировать всю пустоту его предыдущей жизни.

Иногда, окутанный туманом лихорадки, он начинал испытывать удовольствие от ощущения ее прохладной руки на своем лбу, от звуков ее приятного голоса. Даже, когда он не мог приоткрыть свои будто налитые свинцом веки, звук этого голоса успокаивал его на каком-то подсознательном примитивном уровне. Однажды ему что-то приснилось, и, проснувшись в панике, Ченс обнаружил, что она обнимает его. Его голова покоилась на ее узком плече, словно он был ребенком, а ее рука нежно поглаживала его волосы. Мэри что-то обнадеживающе шептала ему, и он вновь погрузился в сон, чувствуя себя успокоенным и… в безопасности.

Его всегда, даже сейчас, пугало, насколько она миниатюрная. Человек с такой несгибаемой волей, как у Мэри, должен быть под два метра роста и весить сто килограммов как минимум. Это объяснило бы, как ей настолько удалось запугать персонал больницы, включая врачей, что те позволяли ей поступать, как вздумается. По оценке Мэри, ему было лет четырнадцать, но уже тогда он на голову возвышался над этой изящной женщиной, которая полностью перевернула его жизнь. Но в этом случае рост не играл роли. Как и персонал больницы, Ченс оказался абсолютно беспомощен перед Мэри.

Он совершенно не мог противиться своей все возрастающей тяге к материнской ласке Мэри Маккензи, хотя и понимал, что такая привязанность приведет к пугавшим его слабости и ранимости. Никогда прежде он ни о ком и ни о чем не заботился, инстинктивно понимая, что делать так – значит обнажать свои чувства. Но это знание и осторожность не смогли защитить его. К тому времени, как он почувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы уйти из больницы, он уже любил женщину, решившую стать ему матерью, любил слепо и без оглядки, как маленький ребенок.

Ченс покинул больницу вместе с Мэри и высоким мужчиной – Вульфом. Не в силах вынести разлуку с ней, он заставил себя терпеть ее семью. Всего лишь на некоторое время, пообещал он себе, только до тех пор, пока не окрепнет.

Они привезли его на гору Маккензи, в свой дом, в свои объятия, в свои сердца. Тогда, у обочины дороги, безымянный мальчик умер, а на его месте появился Ченс Маккензи. Выбирая себе - по настоянию новой сестры Марис - день рождения, Ченс выбрал день, когда Мэри нашла его, а не казавшуюся более логичной дату оформления его усыновления.

Прежде у него никогда не было ничего своего, но после того дня он получил… все. Раньше он постоянно чувствовал голод, а теперь мог есть в любое время. Ченс страстно жаждал знаний, и вокруг него повсюду оказались книги, потому что Мэри, будучи учительницей до мозга костей, стала пичкать его знаниями настолько быстро, насколько он успевал их проглатывать. Он привык спать, где и когда придется, сейчас же у него имелись своя собственная комната, кровать, определенный режим. В шкафу висела новая одежда, купленная специально для него. Никто другой не носил его вещи, красть их стало незачем.

Более того, в прошлом он всегда был одинок, и вдруг внезапно оказался в окружении семьи. Теперь у него появились мать и отец, четверо братьев, младшая сестра, невестка, маленький племянник, и все они относились к нему так, словно он им родной. Ченс едва выносил прикосновения, но в семье Маккензи часто прикасались друг к другу. Мэри – мама – постоянно заключала его в объятия, ерошила волосы, целовала на ночь, опекала его. Марис, его новая сестренка, делала его жизнь, как и жизнь других братьев, сущим адом, а потом обнимала худенькими руками за талию и яростно сжимала, говоря: «Как я рада, что ты с нами!».

Ченс всегда смущался в таких случаях и бросал настороженный взгляд на Вульфа, высокого мужчину, являющегося главой семейства Маккензи, который теперь стал и его отцом. Что он думал, видя, как его маленькая невинная дочурка сжимает в объятиях кого-то вроде Ченса? Вульф Маккензи вовсе не был наивным. Даже если он не знал точно, какой жизненный опыт имелся у Ченса, то вполне отдавал себе отчет об опасных склонностях полудикого мальчика. Ченс часто задумывался, могли ли эти проницательные глаза видеть его насквозь, видеть кровь на его руках, чувствовать его воспоминания о мужчине, которого он убил, когда ему было лет десять?

Да, высокий мужчина-полукровка очень хорошо знал характер диких животных, одного из которых он принял в свою семью и назвал сыном. Знал и все-таки так же, как и Мэри, любил его.

Собственное детство показало Ченсу, какой опасной является жизнь, научило его никому не доверять, научило, что любовь делает человека уязвимым, и эта уязвимость может стоить жизни. Ченс понимал все это, но не смог удержаться и не полюбить Маккензи. Его никогда не переставала пугать эта слабость в собственной броне, и все же время, проведенное в лоне семьи, было единственным, когда он полностью расслаблялся, зная, что с ними он всегда в безопасности. И сейчас, став человеком более чем способным позаботиться о себе, он не мог не возвращаться к родным, не мог дистанцироваться от них, потому что их взаимная любовь друг к другу питала его душу.

Ченс перестал даже пытаться ограничить их доступ к своему сердцу и взамен направил свои многочисленные таланты на то, чтобы сделать их жизнь как можно более безопасной. В свою очередь они продолжали усложнять ему задачу: Маккензи постоянно атаковали его своим все увеличивающимся количеством. Его братья женились, и у Ченса появлялись невестки, которых надо было любить, потому что братья любили их, и теперь эти женщины становились частью семьи. А, кроме того, рождались еще и дети. Когда Ченс вошел в семью Маккензи, родился только Джон – старший сын Джо и Кэролайн. Но племянник следовал за племянником, и в итоге Ченс, наряду с остальными членами семейства, качал младенцев, менял подгузники, держал бутылочки и позволял маленькой пухлой ручке цепляться за один из его пальцев во время первых нетвердых шагов. И каждая из пухленьких детских ручек тронула его сердце. У него не было от них никакой защиты. Теперь у Ченса уже имелось двенадцать племянников и одна племянница, в отношении которой он чувствовал себя особенно беспомощным, к огромному веселью остальных.