Оксана Сергеева - Стая (СИ)

— Покричи… покричи, моя девочка… покажи, как тебе хорошо со мной, — хрипло проговорил на ухо. Не просил — приказывал. А Юля все сжимала зубы и только натянутым, как струна, телом и затрудненным дыханием выдавала собственное сумасшествие от их близости.

Не отвечала. Он ласкал шею языком.

«Ответь… ответишь».

Тогда подхватил ее поудобнее и двинулся. Вперед, в нее — до самого конца, до боли. Она сжалась вся и застонала от непереносимой горячей волны, что захлестнула тело и разум. Не контролируя себя, вонзилась ногтями в плечи.

— Давай… скажи мне…

Снова начал двигаться, вжимая ее в стену. Целовал до онемения в губах. Вспоминал ее вкус. Дышал ею. Слушал ее стоны, словно в себя впитывал — каждый звук, каждое ее движение.

Она постанывала тихо. Почти не осознавая реальность, чувствуя только свое напряженное, ставшее тяжелым и непослушным, тело. И его глубоко в себе, горячего и твердого. Чувствуя наполненность и потребность. Боль и удовольствие. Желание поскорее рассыпаться на куски и не останавливаться никогда.

Он двигался резко. С каждым новым толчком унося ее за пределы разумного. Туда где сознание ограничивается лишь его существом. Туда, где дышать забывала.

И разлетелась. Рассыпалась. Взорвалась. Хватая ртом воздух, содрогнулась в спазмах. Потеряв силы, безвольно доверилась, повиснув на его плечах. Издалека ощущала, как Денис несет ее в спальню и укладывает на кровать. А потом снова с ней. В ней. Уже не так быстро, не резко. Аккуратно.

Открыла глаза, словно выплыла из тягучего сна, вновь ощутила внизу живота то самое сладостное напряжение. Если и он поймет, то доведет ее до конца. Раньше мог, всегда чувствовал, когда так бывало.

Денис посмотрел ей в глаза. Замедлил движения. Приподнялся на руках. Окинул ее взглядом. Прошелся глазами от груди и вниз. Положил ладонь на живот.

— Еще дрожишь… я чувствую… — переплел их пальцы, и закинул руки ей за голову, навалился на нее всем телом. — Но не слышу тебя… не слышу.

Слабая. Слабовольная. Не смогла промолчать. Ради удовольствия с ним готова снова себя потерять. Вот только сейчас почувствовала его целиком — тяжесть тела, бархатистость кожи, тугие напряженные мышцы. А до этого даже не осознавала, насколько крепко обвивала его ногами, как сильно прижималась к нему.

— Не останавливайся сейчас… я хочу еще…

Он и не останавливался, пока волна удовольствия не накрыла ее снова. Пока она не обессилила окончательно, отстраненно чувствуя его последние резкие толчки. Головокружение и дрожь размывали ощущения.

А потом, когда все закончилось, захотелось свернуться калачиком и забыться. Но руки словно приплавились к его плечам, не могла пошевелиться.

— Ты спрашивал, хорошо ли мне с тобой. Да. Очень хорошо. С тобой мне лучше, чем с ним. С тобой я всегда кончаю.

Денис резко сжал пальцами ее челюсть. Больно надавил.

— Я тебя ударю. Я сейчас тебя ударю, слышишь?

Но не ударил. Конечно, нет. Смотрел только с бешенством и злостью. Да она почему-то и не испугалась. Было все равно, что он сделает.

— Мне в душ надо.

— Пойдем.

Он стащил ее с кровати, унес на руках в ванную комнату и поставил за стеклянные дверцы душевой. Включил воду. Юля вздрогнула и съежилась. Сначала, как обычно, побежала холодная.

— Я тебя затрахаю до смерти! До потери памяти! Чтобы ты забыла эти два года! — Он стоял сзади нее, опирался ладонями о кафельную стену и рычал ей в ухо. — И выкинь эту рубашку! И его из своей жизни выкинь! Скажи, ему — пусть уезжает! Сама скажи, иначе я его на кусочки разорву! Ты же знаешь: я могу!

Юля убрала мокрые волосы от лица и перекинула их на одно плечо. В какой-то момент улыбнулась. Но улыбка быстро слетела с ее искусанных губ.

— Дурак, ты, Шаурин. Это твоя рубашка. Я в ней целый день провела после нашего первого секса. Ты, конечно, не помнишь. А потом, перед тем как ты отвез меня домой, сунула ее себе в сумку. Часто ее надеваю… Но ты себе не льсти, это просто привычка. Зачем ты вернулся? Зачем приехал ко мне сегодня?

— Выходи за меня замуж. Не могу без тебя.

Юля горько засмеялась:

— Все это время мог. — Тоже оперлась ладонями о стену и опустила голову. Слегка мутило. Денис обхватил ее за талию и прижал к себе.

— Ты не знаешь, мог я или нет.

Так и зудела мысль, и с языка рвалось: «Так расскажи!». Но Юля промолчала. Лишь покачала головой.

— У нас с тобой всего два варианта развития отношений. Один уже отпал сам собой. Разрыва не будет: я этого не допущу. А значит двигаемся в светлое будущее. Давай сделаем это с минимальными потерями. И с большим шансом на здоровые отношения. Во всех смыслах.

Юлька бы еще простояла под душем, если б Шаурин не выволок ее практически насильно. Едва успела халат натянуть. А лучше стояла бы под водой, там тепло и можно не разговаривать. А так чувствовала, что Денис снова начнет пробивать ее защитную оболочку колкими и хлесткими словами. Столько сил понадобилось, чтобы ее нарастить, но похоже — без толку все.

— Это у тебя только два варианта. А у меня их великое множество.

Все равно душ помог немного прийти в себя. В голосе снова появились резкие нотки, а в движениях сила. Юля схватила расческу и принялась нервно водить по волосам.

— Например? — громко спросил Шаурин из спальни. Когда Юля туда вернулась, он уже невозмутимо лежал на кровати, прикрыв бедра одеялом.

— Я просто буду с тобой спать, — твердо сказала Юля, остановившись у кровати и туго затягивая пояс белого махрового халата. — Просто заниматься сексом. И все. И ничего больше. Раз в неделю, по субботам.

— Мало раз в неделю, давай хоть два. — Включил светильник на тумбочке, чтобы видеть ее лицо. Опять непонятно — насмехался он или серьезно говорил. — В среду и субботу, четверг-то занят будет. Опять мозговынос начинается. Интересно, я когда-нибудь заработаю себе очки на спокойную жизнь? — Все-таки насмехался.

— Твоя спокойная жизнь закончилась, когда ты уехал от меня. Сам! — хлестнула словами.

— Я и вернулся — сам!

Сообразить не успела, он повалил ее на кровать: дернул за халат, ловко уложил на спину и навис сверху, сжимая плечи в кольце рук.

— И кофе с тобой я в шесть утра пить не буду. Никакого тебе кофе по утрам, — зло проговорила сквозь зубы, стараясь отвернуться, но Денис вынудил ее смотреть себе в лицо, в глаза. Что-то было в их серой глубине такое, что не позволяло отвести взгляда. Что примораживало к месту.

— Все правильно, — спокойно сказал он. — Любовь должна быть гордой. А у гордых людей она должна быть гордой особенно, — проговаривал слова четко. — Днем делай, что хочешь. Беснуйся, огрызайся, ругайся со мной. Но только не ночью, не в постели. — Пытался поцеловать, но она снова отворачивалась. Боялась ответить, проявить свои чувства. Хотя любовь ее, скомканная, смятая, как лист бумаги, зашевелилась уже, взбудоражилась от его появления. Тело теперь хоть во что угодно укутывай, душа уже разделась.