Владимир Ераносян - Суфлёр

Сегодня звонили из «шоколадного царства», требовали объяснений. А как им объяснишь, что бабки испарились вместе с импресарио. Триста десять тысяч евро. Не продавать же собственную квартиру! Кто такой этот Лорд? Может бандит? Лучше бы он был из аппарата Президента. Эх, выбирать не приходится. Даст ли деньги этот таинственный человек? А если даст, то на каких условиях, что попросит взамен? Нужен ли кому такой пропащий человек, еще и обремененный хронической звездной болезнью? Неудачник... Я заказал «эспрессо» и тут же отменил заказ.

Рядом нарисовался верзила, шея которого начиналась от макушки и плавно переходила в плечи. Даже Хасан Бароев смотрелся бы рядом с ним подмастерьем.

- Максимов? – спросил человек-гора.

- Да, - кивнул я.

- Лорд сказал отвезти тебя в офис.

«Хаммер» с хромированными дисками-вертушками показался мне моветоном. Он довез нас с верзилой до улицы 1905 года, попетлял по переулкам возле «Марио», единственного в Москве ресторана с «крэйзи-меню», и притормозил у бронированных ворот неприметного серого здания с крохотными зарешетчатыми окнами. Водитель опустил стекло на дверце и что-то буркнул в радиомикрофон, закрепленный на стальном столбике. Ворота без скрипа поднялись, и джип въехал в закрытый, окруженный мрачными стенами дворик.

Верзила «сдал» меня охраннику в камуфляже, и тот проводил меня ко входу. Когда массивная железная дверь открылась, он молча указал рукой, куда именно мне следует идти. Это был длинный коридор. Дверь сзади захлопнулась. Ну что ж, по крайней мере, передо мной не стояла дилемма. Идти предлагалось только прямо по коридору. Там, впереди, еще какая-то прозрачная дверь.

«А чего я хотел? Обычная практика аудиенций сильных мира сего с просителями. Сначала ходатаям указывают на их место, заставляют томиться в ожидании приема или блуждать по темным лабиринтам в поисках нужной двери, и лишь после унизительных процедур и потных очередей великодушно выслушивают. Все по протоколу. Все в соответствии с моим нынешним статусом. Этот парень дает понять, что слишком крут, чтобы встречать такое говно, как я, у центрального входа». – мое больное самолюбие не убило меня только потому, что я все еще чувствовал ответственность перед съемочной группой. Но нервы мои были на пределе. Еще чуть-чуть – и мне бы было на себя наплевать. Какое сладостное чувство! Возможно, хороший симптом на пути излечения от тщеславия. И все-таки, я тешил себя иллюзиями и незамерзающей в моей тлеющей «звездной душе» надеждой. На чудо, на спасение, на реинкарнацию…

Прозрачная дверь открылась сама, как только я приблизился к ней. Наверняка сработала от фотоэлементов. Я вошел в огромных размеров холл, уставленный белой кожаной мебелью и стеклянными столиками в стиле кокаиновых чилл-аутов. Мексиканские кактусы хорошо сочетались с белыми мониторами. Я всегда полагал, что белый с зеленым – это стильно. Хорошо, что здесь не было потолочных зеркал и свисающих хрустальных шаров. А то я ненароком мог забыться и представить, что снова оказался там, где коротают время одинокие путники в поисках безбрежного океана фальшивой любви. Когда я начинаю изъясняться вычурно, это означает, что я расслаблен. Да, признаюсь, интерьер меня расслабил. Я понемногу пришел в себя и настроился на встречу.

Расслабиться до предела не позволили динамики телемониторов, вмонтированных в стены по всему периметру холла. Они источали знакомый пилящий голос новой суперзвезды, зажженной штучными политтехнологами и взлелеянной общей деградацией. Я уже упоминал о том, что Минай Сергеев не нравился мне ни как автор, ни как ведущий, но иногда его невротические похихикивания сменялись подкупающей растерянностью поверженного филином кролика, беспомощного, слезливого и одинокого. В эти моменты мне становилось его жалко, и я готов был проклясть себя за то, что однажды, в хмурый зимний вечер выбросил его книгу из окна. В эти минуты я начинал жалеть и того таджика-гастарбайтера, что решил перетащить какое-то барахло с мусорки в свою коморку и был внезапно атакован с воздуха. Благо, обошлось, хотя таджик долго не мог оправиться от внезапной воздушной атаки, и дал себе зарок никогда не покушаться на секонд-хэнд.

В отличие от нервного срыва азиата замешательство Миная было скоротечным, и моя жалость так же мгновенно улетучивалась. Я отдавал себе отчет – нельзя снисходительно относится ни к популяризаторам неканонических апокрифов типа Дэна Брауна, ни к компеляторам интернет-доменов типа Миная. И все же я ненавидел его за тот карт-бланш, который давало ему реноме человека из Администрации. Ненависть – не всегда зависть. Иногда люди просто ненавидят то, что считают плохим. А я всегда считал себя хорошим. Хотя нет, я все же завидовал богатому убранству павильонов, где снимали его программу.

Минай поучал со всех экранов, корча из себя знатока жизни. Я не слышал его, заняв себя осмотром помещения. Я окинул взглядом все углы и наконец заметил сидящее в мягком кресле напротив самого большого монитора живое существо. Темноволосая девушка в кожаном топике, в шортах, довольно молодая. Холл был огромным, так что лицо ее из за почтительного расстояния я разглядел не сразу. Издалека можно было разобрать лишь то, что ее ноги были изящно закинуты одна на другую, и что эти ноги было неплохо сложены, учитывая, как мне нравятся острые коленки и тонкие щиколотки, диаметр которых я способен оценивать с погрешностью в сантиметр на глаз метров с тридцати. Это мой личный рекорд, и он есть в книге рекордов Гиннеса. Тем, кому не интересно, что случилось дальше, может немедленно обратиться к вышеуказанной книге с тем, чтобы разыскать в ней подробности установленного мной рекорда. Для остальных, их осталось как минимум двое, ты, мой верный читатель и ты, мой въедливый критик, продолжу описывать девицу.

Ее длинные пальчики сжимали мундштук из слоновой кости. В нем дымилась сигарилла. Она отрешенно наблюдала за происходящим на экране и, судя по всему, ей не было ровным счетом никакого дела до того, что я ее узнал и обозначил свое присутствие восторженным приветом.

Я кашлянул и поздоровался вторично:

- Добрый вечер, я – Влад Максимов.

Хотя этот холл никак не подходил для сравнения с пустыней, мой голос остался гласом вопиющего без малейшей надежды на отклик. Наверное, голос Миная, нравился Инессе Заречной больше. Она смотрела только в телевизор. Дразнила меня, что ли!

Я в который раз опустился с небес на землю: «Такой красотке можно простить негостеприимство, хотя вряд ли она здесь хозяйка. Ну, конечно, она фаворитка этого таинственного Лорда»… Эта мысль меня обозлила и успокоила одновременно. Люди амбивалентны не только в период стресса. Они метаются даже в состоянии полного релакса. Такова природа человека – все время надо что-то решать. С ней тоже надо было что-то решать. Я плюхнулся в соседнее кресло, не предприняв в следствие своей нерешительности ни малейшей попытки привлечь ее внимание к своей персоне. Так становятся мазохистами.