Барбара Майклз - Князь Тьмы

— Да ладно вам, Стюарт, кому вы рассказываете? Вы просто не ожидали, что мы тоже люди. Все ваше проклятое британское высокомерие!

Питер не чувствовал себя вправе спорить, потому как генерал — черт его побери — был не так уж далек от истины. Вместо этого он тоже стал рассматривать адское орудие пыток, которым любовался Вольц. Дерево кое-где потрескалось от времени, но было еще крепким. Сохранились и отверстия от гвоздей. С перекладин свисали ржавые цепи.

— А где железная дева? — шутливо поинтересовался он.

Вольц мотнул головой в другой угол. Посмотрев туда, Питер, к ужасу своему, увидел, что там собраны образцы пострашнее — дыба, колесо, тиски...

Местная коллекция не уступала, пожалуй, собраниям Нюрнберга и лондонского Тауэра. Но здесь, в этом солнечном зале, на фоне белых стен, изуверские орудия выглядели еще ужаснее, чем в мрачных крепостных подвалах.

Вольц мерзко захихикал, увидев выражение его лица.

Посредине зала стоял большой книжный шкаф. На первый взгляд могло показаться, что его содержимое являет собой приятный контраст с остальной экспозицией. Там были старинные книги и документы. Внимание Питера привлек большой любительский рисунок женской головы. Если бы не старинный стиль, можно было сказать, что это голова мисс Девайс: впалые щеки, тонкие губы, седые всклокоченные волосы, недоставало разве что очков. Питер рассматривал рисунок, пока его не осенило.

— Элизабет Девайс, — пробормотал он. — Боже, конечно, это она. Ланкашир... тысяча шестьсот... тридцать... какой-то... глава сатанинского ордена. Ее фамилия была Девайс. Все женщины в их проклятой семейке были ведьмы. Нет-нет, только не говорите мне...

— Да, вы правы. — Вольц хрипло расхохотался, сотрясая воздух. Ржавые цепи вздрогнули и закачались. — Наша старушка последняя в роду. Это было одно из самых знаменитых семейств по части колдовства. Когда я узнал, чуть со смеху не помер!

— А я не слышал, что кто-то из них переехал в Америку.

— Еще бы! Об этом не писали в газетах. Здесь поселились двое братьев, порвавших с семьей. Но они совершили один непростительный промах — взяли с собой болтливую тетку. Вскоре весь город узнал, что они за люди. Вон там, — он кивнул в сторону шкафа, набитого пожелтевшей бумагой, — собраны следственные документы.

— Боже! И что с ней сделали?

— Она умерла во время дознания. Ее полоскали в речке.

— Захлебнулась?

— Скорее всего, не выдержало сердце, — равнодушно объяснил Вольц. Заметив взгляд Питера, полный неприкрытого омерзения, Вольц хитро

прищурился:

— Идемте, я покажу вам железную деву. Очень хорошая вещь.

— Нет, спасибо. Меня и так уже тошнит. Я не хочу окончательно испортить себе аппетит.

— Ну... это, наверное, от вчерашнего. — Вольц одобрительно поглядел на его повязку.

«Ах ты, сволочь», — подумал Питер. А вслух произнес:

— Кто-то надоумил Тимми напугать гостей. Неужели вас это не беспокоит? Вам не любопытно, кто портит ваших слуг?

— Может, он сам придумал? — хмыкнул Вольц. — Откуда мне знать, что у этого болвана на уме?

Питер широко улыбнулся, предпочитая воздержаться от комментариев. Про себя он подумал, что если в городе творится чертовщина, то Вольц, должно быть, и есть главный черт. Генерал больше не заботился о том, чтобы казаться другом.

— Я не заметил вашей машины у входа, а не то попросил бы меня подвезти, — сказал Питер.

— Барах лит карбюратор, Джексон отвез ее в гараж, — запыхтел Вольц. — Ходить пешком — полезно для здоровья. Особенно для вашего.

— Хм... — сказал Питер, повернулся и пошел к выходу, оставив его в задумчивом созерцании дыбы.

— Вам нужна определенная марка, мистер?

— Да я не знаю... — Питер взял один тюбик. — Разве они сильно отличаются?

— Не слишком. Этого только иностранцы не понимают. Вы ведь англичанин?

— Угу. — Питер оторвался от созерцания зубной пасты.

Человек за прилавком протянул ему руку:

— Моя фамилия Оливетти.

— Стюарт.

— Ах... значит, вы не родственник того парня, что приезжал сюда до вас? Вы с ним очень похожи. Он тоже был англичанин.

Питер ссыпал сдачу в карман.

— Был? Почему был?

— Увы, его больше нет. Он застрелился.

— Застре... — Питер придвинулся ближе к прилавку. — Покончил с собой?

— Ну... судебный медик сказал, что это произошло случайно. — Предвкушая удовольствие, Оливетти облокотился на прилавок. — Но все-то знали, что он не из таких. Он умел обращаться с ружьем. Не надо было ему путаться с этой ведьмой, племянницей старого Стивена.

— Значит, он застрелился из-за несчастной любви?

— Нет, на него это не похоже.

— А какой он был?

— Он остался мне должен пятьдесят баксов, мистер. И не только мне. Так что сами судите.

В аптеку ворвалась толстая пожилая дама, которой срочно требовался совет. Оливетти, пригласив Питера заходить в любое время, повернулся к новой покупательнице. Питер вышел на улицу.

Во всех магазинах он как бы невзначай заводил разговор о покойном любовнике Кэт. И ему удалось узнать кое-что интересное. Томная дама из цветочного киоска сообщила, вздохнув, что Марк был «красавчик с большими влажными глазами». Зеленщик хмуро припомнил испорченных этим красавчиком деревенских девушек и их разъяренных отцов. Школьница за стойкой кафе никогда не видела Марка, но слышала о нем и готова была поклясться, что «такого парня не забудешь во всю жизнь, мистер». Нагруженный покупками и важной, хоть и не совсем понятной информацией, с нелепым букетом алых роз, Питер притащился в гостиницу.

В номере было чисто и душно. Могло показаться, что здесь давно никто не живет, а ведь он отсутствовал всего три дня. Собрав вещи, Питер по привычке бывалого путешественника, прежде чем уйти, проверил все ящики.

Это лежало в верхнем ящике бюро. В том самом месте, где он нашел тогда распятие. Только теперь ему не пришлось ломать голову над тем, что мог означать сей предмет. Там лежала кукла. Увидев ее, Питер вспомнил другое слово, которое неприятно отдалось в голове, будто кто-то выкрикнул у него над ухом: марионетка! Это был не грубый болван, утыканный иголками, а настоящее произведение искусства: миниатюрная скульптура восьми дюймов длиной, в кукольных черных брюках и кукольном свитере и даже с крохотными кожаными туфельками на ногах. Лицо лепили если не с любовью, то с несомненной заботой. Поразительно, но клочок белокурых волос на голове был не из какой-нибудь мочалки, а, похоже, настоящий, с его собственной головы. Его собственные волосы!

Питер взял куклу в руки. Слабая улыбка коснулась его губ, когда он всмотрелся в черты лица. Да, сходство поразительное. Этакий гном, злая карикатура. Неужели у него и вправду такой длинный нос? О глазах он не мог судить, — их скрывала черная повязка, как у слепого. Запястья маленьких ручек были связаны нитками. Кукла была легкая и мягкая — все, кроме головы, сделано из тряпок и ваты. Питер знал, для чего так делают, но не понимал, почему нет иголок. Насколько он помнил, они обычно втыкают в куклу какие-нибудь острые предметы. «Они» — это ведьмы и колдуны, которые загоняют иглы в кукольные копии своих недругов, полагая, что так можно навести порчу на живого человека.