Инна Бачинская - Магия имени

…Он забрел в церковь Св. Петра и Павла лет шесть назад, сразу же после открытия, о чем с удивлением прочитал в местной газете. Забрел из-за любопытства – хотелось увидеть ксендза и посмотреть на паству. Он попал на воскресную службу, примостился сзади, не собираясь задерживаться надолго, да так и остался до самого конца. Людей оказалось довольно много, как он отметил, хотя, возможно, так ему показалось, потому что храм был небольшой.

Здание бывшей юридической коллегии, в прошлом барский дом с облупившейся штукатуркой, разбитыми крыльцом и колоннами, исписанными образцами местного субкультурного фольклора, и с заколоченными окнами, потихоньку доживало свой век в тупичке, сразу за рынком, надежно скрытое тогда от посторонних глаз высоким покосившимся деревянным забором, старинным одичавшим яблоневым садом и непроходимыми зарослями малины и крапивы. Забора больше не существовало, сад был расчищен, дорожки посыпаны гравием. Перед крыльцом горела яркими красками круглая клумба – георгины, канны, портулак. Станислав Сигизмундович отметил с умилением, что клумбу окаймляет широкая полоса из наивных круглых листьев полузабытой настурции, сквозь которые сияют оранжевые жизнерадостные цветы. Дом оштукатурен заново, дверной проем расширен, новая дверь, массивная, сверкающая лаком, украшенная металлическими литыми причудливыми растениями в стиле арт нуво, распахнута. Разбитые слепые окна по обе стороны двери заменены новыми, с красно-сине-желтыми витражами.

Пан Станислав постоял несколько минут перед храмом, прислушиваясь к звукам органа. Он вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, счастливым, беззаботным и нарядным, которого мама, пани Изабелла, молодая и красивая, держит за одну ручку, отец – за другую, после службы они все вместе пойдут в городской парк кататься на карусели, а потом в кафе старого пана Лещинского, что на городской площади. Того самого Лещинского, который однажды, как рассказывает местная легенда, съел таракана из пирожного, дабы поддержать честь заведения, доказывая, что это изюм.

– Таракан? Какой же это таракан, проше пани? – якобы сказал, засмеявшись, пан Лещинский возмущенной клиентке, взял таракана с тарелки, положил в рот, пожевал, прислушался к ощущениям. – Изюм! Прекрасный изюм из элитных сортов винограда, импорт из Франции! Честь имею! – Он приложил руку к груди и щелкнул каблуками.

Уже во времена детства Сташека пан Лещинский был глубоким стариком, а кафе принадлежало его сыну, молодому Стефеку Лещинскому, женатому на певичке из венской оперы, которая вскоре после свадьбы сбежала со странствующей цирковой труппой, безумно влюбившись в ее директора, проходимца и жулика. Стефек Лещинский, полный респектабельный мужчина лет сорока, появлялся в кафе ровно в полдень. Здоровался с гостями, называя многих по имени, расспрашивал о здоровье матушки и батюшки, поздравлял именинника, который непременно случался на тот момент, и дарил ему игрушку в нарядной коробке, перевязанной цветной ленточкой. Всегда одно и то же. Мальчикам – автомобиль, девочкам – куклу. Маленькому Станиславу однажды досталась ярко-красная пожарная машина. Такого счастья в своей жизни ему никогда больше не довелось испытать…

Растроганный воспоминаниями, со смутной улыбкой на лице вступил пан Станислав в храм Божий.

Служба заканчивалась. Гальчевский сел на стул в последнем ряду и стал слушать.

– Спасибо тебе, Господи, за то, что я не один, а среди людей, – говорил невысокий, круглый, лысый человек в черной одежде, с белой полоской на стоячем воротнике рубашки – единственном свидетельстве сана, – стоявший на невысокой кафедре, – за то, что вокруг меня единомышленники, разделяющие со мной мою веру и убеждения. Если у вас есть еда, если на плечах ваших есть одежда, если у вас имеется крыша над головой, то вы богаче большинства людей в этом мире, потому что у них этого нет!

Он замолчал, глядя на присутствующих в зале, давая им возможность оценить сказанное. Голос у него был неторопливый, держал он себя удивительно по-домашнему. Казалось, он не читает приготовленную заранее речь, а делится своими мыслями с друзьями и соратниками. Слова его были просты и не похожи на проповедь и оттого необычны. Он верил в то, что говорил.

– Если у вас есть деньги в банке, в кошельке или в старом чулке под матрасом, то вы среди восьми процентов богатых мира сего, потому что у остальных этого нет. Если вы проснулись сегодня утром, чувствуя себя скорее здоровым, чем больным, то вы более благословенны, чем миллионы людей, которые не переживут следующую неделю. Если вам повезло не знать войны, одиночества тюремной камеры, агонии пыток, голода, то вы счастливее пятисот миллионов, которые изо дня в день живут в этом!

От его слов мороз бежал вдоль хребта.

– Если вы приходите в церковь свободно, не опасаясь репрессий, ареста, пыток и смерти, то вы более благословенны, чем миллиард людей, которым в этом отказано. Если живы ваши родители – вы богаты! Если в вашей руке лежит ладонь близкого человека, если вы можете прикоснуться к его плечу, кивнуть ему и улыбнуться – вы более благословенны, чем тысячи и тысячи людей на Земле, у коих этого нет. Даже когда вы читаете вашу ежедневную газету или письмо от друга, вы счастливее тех двух миллиардов населения Земли, которые не умеют читать. Всегда помните об этом. Помните об этом, когда вам хочется пожаловаться на жизнь, на ближних своих – неблагодарных детей и докучливых стариков, на неинтересную работу и маленькую зарплату. Помните об этом, когда вы думаете, что вам не воздают по заслугам и не прислушиваются к вашим словам. Идите и помните о том, как вы благословенны. И не забывайте повторять: «Спасибо тебе, Господи!»

Пану Станиславу проповедь понравилась, а личность священника заинтересовала его. После службы он терпеливо переждал, пока отец Генрик ответит на вопросы прихожан, и, когда тот остался один, подошел к нему, представился, заговорил по-польски. Они оба были рады знакомству – их связывала эпоха, на которую пришлись их детство и юность, а также воспитание и образование. Волею судьбы они оказались в чужой стране, пережив расставание с собственной, попав под жернов истории. Воспоминания их были сходны. Жизненные пути, правда, оказались разными. Отец Генрик служил Богу и людям, а пан Станислав – только людям. С тех пор они стали неразлучными…

– Генрик, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – ответил тот все так же рассеянно, – устал немного. Я хочу попросить тебя… – Он замолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать.

– О чем?

– Знаешь, Сташек, я почему-то подумал, что жизнь проходит очень быстро… и человек не успевает подготовиться… – Он снова замолчал.