Наталия Ломовская - Сестра моя Боль

– Василий Семенович, мне неловко…

– Н-ну, еще чего удумал!

Полковник, кажется, был готов к отъезду – во всяком случае, Руслан не видел, чтобы тот собирал свои чемоданы, сумки и вещмешки. По особой тяжести приготовленного багажа Руслан понял, что набит он книгами и бумагами.

На другой же день после их с Элей приезда, с утра, за полковником пришла машина.

– Я помогу вам, только умоюсь, – сказал Руслан, высунувшись из своей комнаты.

– Да ты не спеши, помощники-то у меня имеются…

И когда Обухов выскочил, вещи уже были погружены.

– Василий Семенович, можно мне с вами?

– Садись, раз хочешь. Дорогу знать тебе не помешает.

По дороге молчали. Полковник только пару раз обмолвился словечком с бородатым человеком за рулем, которого называл Казиком. Казик, кстати, за всю дорогу не снял темных очков, хотя день был, скорее, пасмурный, и не ответил на радушное приветствие Руслана.

Он готовил себя к тому, что предстояло увидеть. Дача-развалюха в полузаброшенном поселке, с одного бока уже подступает новая жизнь в виде щегольских коттеджей нуворишей. Мокрые заборы, бродячие собаки с репьями на боках, старуха дезабилье копается в огороде.

Но место, куда они приехали, больше напоминало хорошо охраняемую военную базу, чем бедный дачный поселок. Насколько хватало глаз, тянулся высокий металлический забор. Ворота были снабжены электрическим замком, рядом с воротами – вышка. Обухову даже показалось, что у дежурного было в руках ружье. Или… автомат? В загоне бесновались два кавказца, каждый с молодого медведя размером. За воротами начинался все тот же асфальт, но выглядел он как-то иначе. Участки были огромные, дома стояли в глубине, и разглядеть их не было возможности. Через несколько минут машина остановилась. Полковник вышел, потянулся, сладко зевнул:

– Воздух-то тут какой, а? Вылезай, Руслан, дохни.

Воздух в самом деле был сладок и свеж. Мрачный Казик принялся носить в спрятавшийся за деревьями дом чемоданы и пакеты.

– Да, хорошо тут у вас. Я и не представлял…

– Дача-то ведомственная, друг дорогой. Не обижали меня в прежние времена, не забывают и сейчас, по заслугам моим. Так что не волнуйся за меня. Я ведь видел, как ты на меня смотришь. Думаешь, наверное: была у лисички избушка ледяная, а у зайки лубяная, так? Оставь. Я ж тебе обещал квартиру отдарить, вот и принимай. Дарственную-то я уж оформил, как полагается. А сам здесь поживу, это мне для здоровья полезнее будет. Только помни, – тут полковник приблизился так, что Руслан ощутил его старческое дыхание: – Помни, если что – сразу ко мне!

– В каком роде?

– А вот в таком… Не хочу я сейчас тебе об этом говорить, да и не поверишь ты мне сейчас…

– Конечно, – промямлил Руслан. – Да и вы тоже, если что понадобится, позвоните мне. Я для вас…

– Что надо – мне Казик привезет. А ты обещай, слышишь, обещай! Если вдруг такое что-то случится, чего ты сам понять не сможешь, то ко мне мухой, ладно?

– Ладно, – согласился Обухов. Старик-то, очевидно, стал заговариваться от возбуждения. Такое с ним и раньше бывало.

– Все готово, полковник, – вмешался в беседу Казик. – Можно ехать?

– Поезжай, Казик, спасибо тебе, что не покидаешь старика…

– А этого куда? – Казик кивнул в сторону Обухова. – Как обычно, мешок на голову – и в пруд?

Полковник с Казиком посмотрели друг на друга, потом на Руслана и обидно засмеялись.

– Не обижайся на него, Руслан. Черный юмор, – пояснил полковник. – Казик, отвези моего друга туда, откуда взял. И дай ему свою визитку. Если захочет меня навестить, пусть позвонит тебе, а ты уж будь добренький, привези его ко мне. А то станет тут блукать, вопросы ненужные задавать…

На обратном пути ехали мимо пруда, в котором добрый Казик предполагал Обухова утопить. Это был маленький водоем, чьи берега густо поросли осокой. В зарослях самозабвенно вопили полчища лягушек. Воды пруда отчего-то имели зловещий красноватый оттенок. Да, и вот что странно, в них как-то ничего не отражалось, словно ни ивина на берегу, ни пролетающая по своим делам птица не хотели глядеться в это замутненное зеркало – необычно пустое.

Казик что-то сказал, Обухов вздрогнул и переспросил.

– Говорю, глина. Здесь большие залежи красной глины. Она и придает воде этот оттенок.

– А, понятно, – отозвался Руслан, но все равно ему было не по себе.

Казик довез Обухова до дому. Выходя из машины, Руслан увидел Элю. Она стояла как ни в чем не бывало, помахивала ярким пакетиком.

– А я тебя жду, жду, – пожаловалась она. – У тебя чего, кофе дома нет?

– Может, и нет.

– Так я схожу.

– Давай лучше я.

– Мороженого еще купи! – крикнула сестра вслед Руслану.

Он оглянулся, кивнул и увидел, что Казик, высунувшись из окна автомобиля почти по пояс, что-то говорит Эле. Руслан насторожился, но Казик тут же втянулся в машину и дал по газам.

– Что тебе говорил Казик?

– Какой? А… Так, шутил.

Глава 4

Обухов думал – сестра будет первое время чувствовать себя как не в своей тарелке, затоскует по дому, по своим друзьям-по-дружкам, потребует, чтобы ее развлекали. Но Эля освоилась сразу же и принялась наводить порядок. Она купила новый холодильник, сшила на все окна занавески, даже стала поговаривать о ремонте и в скором времени этот самый ремонт затеяла. Как Руслан ни сопротивлялся.

– Элечка, мы же, в сущности, в чужой квартире. Вдруг полковнику дороги эти обои с райскими птицами…

– Так позвони ему и спроси, – упорствовала Эля.

Обухов пошел и позвонил. Полковник не возражал.

– Это твой дом, друг дорогой. Как тебе там живется?

– Все в порядке, – ответил Руслан, и они тепло попрощались.

Только потом ему пришло в голову, что полковник не спросил его о сестре, не задал самого формального вопроса: как она? Осваивается? Для Семеныча, видимо, женского пола не существовало в принципе.

Ремонт начался и продолжался невероятно долго – как известно, ремонт нельзя закончить, его можно только прекратить. Эля вселилась в комнату, где до этого жил Руслан, а еще раньше – черноглазая, нежная и смешливая полковница. Эле понравилась новая комната, и она почти ничего в ней не изменила, только положила новое покрывало на кровать, повесила шторы, да на туалетном столике прибавилось косметики. Руслану казалось, сестра должна бы обожать мягкие игрушки, она ведь маленькая совсем – он помнил, как Лялька, много старше Эли, часто шептала на прогулках: «Ой, смотри, какой котик (песик, зайка, бегемотик), какая пуся, давай купим, а?» Приходилось весь вечер таскать с собой эту пахнущую пылью пусю, и в кафе сажать за столик третьим и смотреть, как Лялька с наигранной ребячливостью чмокает громаду в носик.