Алисса Джонсон - Дерзкий поцелуй

— Лежите смирно.

— Я вам не собака, мистер Мак-Алистер.

— Ложитесь, — повторил он, не убирая рук с ее плеч. — Или я свяжу вас.

Раньше подобная угроза вызвала бы у Эви решительный и гневный отпор, пусть даже из стремления сохранить лицо, но сейчас желание возразить ему исчезло без следа. Она получала странное, извращенное, зато подлинное удовольствие оттого, что он прижал ее руки своими, нависая над ней. И, хотя его лицо оставалось жестким и напряженным, словно высеченным из камня, в глазах его она уловила заботу и сочувствие.

— Хорошо, я буду лежать смирно, — пробормотала она. Но потом, поскольку гордость ее не могла смириться с полной и окончательной капитуляцией, поспешно добавила: — Но если вы когда-нибудь попытаетесь связать меня, я обещаю переломать вам все кости. А после того, как они срастутся, сломаю их снова.

Губы его тронула легкая улыбка.

— Договорились.

Он выпрямился, и по своей здоровой ноге она поняла, что он поднимает ей юбки. Смущенная пожаром, разгоравшимся у нее в груди при виде темной головы Мак-Алистера, склонившейся над ее голыми ногами, она крепко зажмурилась и постаралась сосредоточиться на том, что происходило с ее онемевшей конечностью.

Поначалу она чувствовала лишь легкие касания и нажатия, возникающие, как ей показалось, над ее бедром. Спустя некоторое время нога начала проявлять первые признаки жизни. В кончиках пальцев возникло слабое покалывание, которое она сочла обнадеживающим, а не болезненным. Хотя Эви старательно отгоняла от себя подобные мысли, она все-таки испугалась, что чувствительность больше не вернется к ее больной ноге.

Облегчение оттого, что столь тягостное беспокойство оказалось напрасным, было недолгим. Покалывание двинулось вверх по лодыжке, перешло к колену и стало распространяться выше. Эви прекрасно понимала, что это означает. Слишком часто она просыпалась рано утром, не чувствуя руки или ноги: легкие комариные укусы восстанавливающегося кровообращения очень быстро сменяются кинжальными приступами острой боли.

В пальцах ноги она уже начала ощущать жжение и короткие судороги, после чего сама мысль о том, чтобы прикоснуться к ним, стала ей невыносима. Неприятные ощущения поднялись от ступни до лодыжки, грозя поползти выше. Эви стиснула зубы и крепко зажмурилась, решив, что ни за что не станет плакать и жаловаться.

Она по-прежнему чувствовала руки Мак-Алистера у себя на ногах, но более не испытывала восторга от его прикосновений. Его пальцы, подобно горячим углям, обжигали ей кожу. Отчаянно стараясь сдержаться и не оттолкнуть его, она вцепилась в клочья травы под собой, ногтями царапая землю. Пожалуйста, остановись — ни о чем другом думать она сейчас не могла. Пожалуйста, прекрати.

Сквозь пелену боли к ней пробился его голос:

— Пошевелите ногой.

Эви знала, что он прав. Знала, что любое движение ногой поможет ей быстрее преодолеть боль. Но, представив себе, что сейчас она должна будет двигать пальцами ноги, Эви готова была закричать от бессилия.

Стиснув зубы, она все-таки сумела выдавить:

— Нет!

Жжение медленно распространялось вверх по икроножным мышцам.

— Пошевелите ногой, Эви.

Она отрицательно замотала головой и закусила губу. Судороги добрались уже до колена и охватили бедро. Слепящая боль казалась невыносимой.

— Эви…

— Подите вы к черту!

Она, резко выпрямившись, села, схватилась обеими руками за ногу и разразилась ругательствами.

7

Довольно продолжительное время Эви увлекалась сбором бранных слов. Все началось с невинного академического исследования — своего рода попытки понять сочную и цветистую речь, звучавшую иногда в не слишком респектабельных районах, которые она посещала. Но невинная забава быстро переросла в хобби. Хобби, которое ей очень нравилось. Она надоедала и приставала к любому, кто готов был оказать ей помощь, и со временем овладела впечатляющим набором ругательств.

И сейчас она воспользовалась своими знаниями сполна.

Первыми в ход пошли самые вульгарные богохульства. Она выплевывала их сквозь стиснутые от невыносимой боли зубы. Какая-то часть ее испуганно зажмурилась и стыдливо морщилась, слушая то, что она выкрикивает, отчаянно надеясь при этом, что сплошной поток нецензурной брани прозвучит неразборчиво. Но хотя этот самый внутренний голос настойчиво, пусть и едва слышно, советовал ей замолчать, она не обращала на него внимания.

По мере того как боль уходила, иссякал и поток бранных слов. Они становились все менее грубыми, и, когда последние кинжальные уколы затихли, Эви облегченно всхлипнула:

— Проклятье, проклятье, проклятье!

И с громким вздохом повалилась спиной на траву.

Измученная и обессилевшая, она долго лежала так, прислушиваясь к себе и крепко зажмурившись. Дыхание девушки постепенно приходило в норму. Эви слышала, как вокруг нее суетится Мак-Алистер, он даже зачем-то сходил в лес, и она лениво и опустошенно подумала о том, чем он, собственно, может быть занят. Но прошло еще несколько долгих минут, прежде чем она сумела открыть глаза и, таким образом, удовлетворить свое любопытство.

Эви обнаружила, что он стоит над ней, держа в руках что-то очень похожее на мокрое полотенце. Опустившись на колени, он приложил тряпку ей ко лбу.

— Так лучше?

Она едва не расплакалась от облечения, которое испытала, когда мокрая ткань коснулась ее разгоряченного лба. Боль и страдание отступали все дальше.

— Намного, благодарю вас.

Он перевернул полотенце другой стороной.

— Вы ругались.

В голосе Мак-Алистера не слышалось упреков, возмущения или разочарования, в нем прозвучало лишь легкое удивление. Его реакция на те ужасные слова, которые она выкрикивала в горячке боли, оказалась на удивление мягкой. Вот теперь она готова была провалиться от стыда сквозь землю, а кончики ушей запылали так, что, наверное, светились бы в темноте.

Эви почувствовала, как жаркий румянец заливает и ее щеки.

— Прошу прощения.

— В этом нет необходимости.

Она вдруг вспомнила, что одно из самых грязных ругательств было адресовано непосредственно ему, и недовольно поморщилась.

— Нет, есть. Я сказала, чтобы вы… то есть, я ничего такого не имела в виду, но…

— Вам было больно. Я все понимаю.

— Спасибо вам.

Эви ждала, что он скажет что-нибудь еще, но потом поняла, что ждать от Мак-Алистера объяснений — примерно то же самое, как и рассчитывать на то, что в январе растает снег. Совершенно безнадежное занятие. Она попыталась найти нужные слова.