Ирина Быстрова - Сюрприз заказывали?

Уход из семьи, которой уже шестнадцать лет, — здесь мужу пришлось бы повертеться как на сковородке. Конечно, он испугался. И сбежал.

— Хотя… — медленно проговорила Маринка, — Димыч у нас существо ранимое, ему все эти разборки как кость в горле…

Опять, подумала Яна. Опять она прочитала ее мысли. Убила бы. На кой черт сказала ей о муже? Сочувствия ждала? От Маринки? От этой безалаберной дамочки? Которая вечно занята только собственной персоной? Вот уж и вправду вы, Яна Владимировна, нюх потеряли!

Глава 9

Марина спускалась по лестнице в задумчивости. Невероятно! Дима ушел! Не иначе какая-нибудь девица поймала его в свои сети. А что? Димыч — мужчина видный, умный, обаятельный. На него многие велись. Марина попыталась представить себе, как это было. Познакомились где-нибудь на работе. Или в музее, куда Дима был частый ходок. Вот уж действительно, усмехнулась Марина, кто ходок по бабам, а кто — по музеям. Димыч был из числа последних. Недели не проходило, чтобы он не забрел куда-нибудь в культурное место. «Сколько раз ты уже был в Эрмитаже?» — посмеивалась она над ним. «Сто, — улыбался он в ответ, — и что?» Возвращаться к давно уже пройденному, каждый раз рассматривая пройденное новыми глазами, — Димыч это умел, как никто другой. Наверное, во многом благодаря этому его таланту их семья до сих пор не развалилась. Хотя вторая половина делала все для того, чтобы это произошло.

Почему Яна вышла замуж, Марине было понятно. Выставила ширму: мол, угомонитесь все и не лезьте. Диму для этого она выбрала с точным расчетом. На нем можно было ездить безнаказанно долго-предолго. Но какого черта Янка родила? При ее-то любви к детям?

Только не надо рассказывать, что без детей для Яны семья — не семья. Особенно ей, Марине. У них это в крови у обеих — дети им без надобности. Видно, весь их материнский инстинкт их родная матушка растратила, вырастив девчонок-близняшек.

Появление в семье Вересовых Анютки до сих пор удивляло Марину. Зачем? Ради чего? Дима и так век торчал бы у Янкиных ног. У него жертвенный типаж. Это во-первых. Во-вторых, с Яниными талантами к перевоплощению Димыча можно было десятилетиями водить за нос, мол, хочу дитя, но, увы и ах! — никак. Но нет, Яна предпочла родить. Причем сразу же после свадьбы. Непонятно. И не спросишь ведь у нее. Не то чтобы у Марины наглости на такой вопрос не хватило — наглости у нее навалом, просто Яна, скорее всего, сама не знает ответа. Она, конечно, всю свою жизнь строит по продуманной схеме, в которой каждому действию есть свое объяснение, но что-то подсказывало Марине, что, спроси она сейчас у Яны, зачем та сподобилась произвести на свет дочь, сестрица зайдет в тупик.

А племяшка — особа своеобразная. На вид вроде обычная девочка, но в голове уже кое-какие серьезные мыслишки бродят. От природы, что ли, она такая или потому что выросла в суровых условиях? Под суровыми условиями Марина подразумевала отсутствие материнской ласки. Все-таки без этого тяжеловато, каким бы трепетным отцом ни был Дима. Слава богу, их матушка такой мачехой родным детям не была. Иначе это была бы не жизнь, а испытание. Уже то, что у тебя есть сестра-близнец, — сомнительное удовольствие.

А все думали иначе. И матушке говорили, мол, как вам хорошо, раз — и сразу двое. А им с Яной девчонки в школе чуть ли не завидовали. Непонятно только, чему именно. Может, необычности? В школе всем хочется хоть чем-то выделяться из толпы. Они с Яной выделялись. А самих просто трясло от того, что их считали абсолютно одинаковыми. Они ведь не были такими. Похожими, да, но чтобы до последней капли повторять друг друга — никогда!

Марина толкнула входную дверь, вышла на улицу. Вдохнула воздух, пропитанный запахом пыли, гари, выхлопных газов, надела темные очки и направилась в сторону стоянки. На сегодня не было запланировано никаких встреч с клиентами, можно расслабиться. «Поеду-ка проветрюсь, — решила Марина. — Обмозгую ситуацию».

«Как все-таки Янку перекашивает, когда я несу всякий вздор», — посмеиваясь, думала Марина по дороге к Таврическому саду. И не знает та Янка, что порой Марина долго и тщательно репетирует этот вздор дома перед зеркалом, чтобы потом уже не отвлекаться на детали, а от души наслаждаться сестрицыным раздражением. Такая между ними любовь — замешанная на недоумении, недовольстве и недоверии. И все равно — у Марины не было никаких сомнений на этот счет — это любовь. Как любовь к собственным рукам и ногам, губам и глазам, без которых не мыслишь себя ни секунды. Вот только отношение у сестер к этой любви разное. Яна наотрез отказывается признавать ее существование, а Марина, наоборот, видит ее во всем, может быть, даже там, где ее и в помине нет.

«Какой чудесный денек, — думала Марина, сворачивая на Шпалерную. — Как здорово, что можно позволить себе не торчать все время в офисе, а разгуливать по городу в свое удовольствие. По большому счету все себе это могут позволить. Просто многие не знают об этом. Потому что мало задумываются о своей жизни. Просто живут ее как придется, а так ничего путного обычно не получается. Нет, надо брать судьбину в свои руки и лепить ее, лепить, лепить…»

Марина слепила — как ей казалось — идеальную жизнь. Любящий муж, богатый дом, приятное времяпрепровождение. Место и вес каждого компонента ее жизни тщательно вымерены, так, чтобы составилась идеальная или почти идеальная пропорция. Марина гордилась своей способностью устроить свое существование так, как ей было нужно. А еще больше она гордилась тем, что никто из окружающих ее людей даже не подозревал, какой расчетливой и хладнокровной особой она была на самом деле.

Все считали ее взбалмошной, бестолковой и абсолютно не приспособленной к жизни. Думали, как ей страшно повезло с мужем, да и вообще повезло — просто на дурика проскакивает везде, где нормальным людям ни за что не пробраться. Марина чувствовала это и только усмехалась про себя: ну-ну, давайте, давайте, знатоки человеческой натуры. Полагаете, что читаете меня, как открытую книгу, а на самом деле вы еще языка того не выучили, на котором эта книга написана.

Языком этим владела только Яна. Только она смогла бы понять, что происходит на самом деле. Но Яне это было не нужно. Она считала, что наелась Мариной еще в детстве и теперь имеет полное право отдохнуть от сестры. Задраила люки и опустила перископ, как бы говоря: живи своей жизнью, а я буду жить своей. И однако, невольно улыбнулась Марина, выбираясь из машины, сегодня Янке выдержка изменила. Дрогнула-таки наша королевна. Чуть на грудь не упала со своими проблемами. Да что там «чуть»! Упала. Просто тут же спохватилась, отпрянула и опять ушла в себя. Но поздно — Марине все стало ясно. Хреново Янке, очень хреново. Непонятно только, с чего бы это? Дима же для нее пустое место.