Дмитрий Вересов - Ближний берег Нила, или Воспитание чувств

— А ты и есть Нил?

— Допустим…

— А я тетя Света.

От неожиданности Нил опешил.

— Тоже мне тетя! Ты б еще сказала «бабушка»… Тетя Света, она знаешь кто?

Она жена папиного офицера, лейтенанта Федоровского, поняла?

— И никакой он не папин! — неожиданно вспыхнула девчонка. — Твой папа Федоровскому не командир!

— Очень даже командир! — в свою очередь возмутился Нил. — Федоровский лейтенант, а папа — майор. Скажешь, лейтенант главнее майора?

— Майор главнее, — признала девчонка. — Только все равно не командир.

Нил сокрушенно вздохнул. Объяснять девчонке очевидные вещи — только зря время тратить.

— Светочка, вот вы где! — Мамин голос не расслышать невозможно. И не узнать тоже. — Я ищу вас, ищу…

— Ой, Ольга Владимировна! — взвизгнула Света (и вправду, выходит, Света) и бросилась обнимать подошедшую маму. Нил с удивлением увидел, что она всего на полголовы ниже мамы, которой и папа-то по плечо. — Понимаете, я все собиралась, собиралась, и все в последний момент, а главное-то и забыла — билеты, паспорт, хорошо в метро спохватилась… — Она перевела дух и вновь затараторила:

— Пришлось с полдороги вернуться, а сумочка, слава Богу, на столе, я скорей обратно, с чемоданом и вообще… Пришлось такси брать, я так боялась, так боялась, что опоздаю… Посадку еще не объявляли?

— Нет пока. Тебе повезло, вылет немного задержали… Нил, ты, я вижу, уже познакомился со Светланой Васильевной?

— Угу, — буркнул Нил и отвернулся. Он досадовал на самого себя — принял взрослую тетю за девчонку, и теперь та пожалуется маме, что он грубо с ней разговаривал.

— Познакомился, — подтвердила Светлана. — Отличный парень, мы славно поболтали.

Она весело подмигнула Нилу, и на душе у того полегчало.

— Он немного дичится при незнакомых, но вообще-то мальчик воспитанный и не капризный, — продолжала мама, — никаких хлопот с ним в дороге не будет…

— Начинается регистрация билетов на рейс… — громыхнуло откуда-то на весь зал.

Мама подхватила Нила и чемодан и поспешила к стойке…

Прошли первые захватывающие минуты, когда самолет выруливал на взлетную полосу, потом, взревев моторами, промчался по ней, в считанные секунды набрал головокружительную скорость и наконец оторвался от земли и полетел, оставляя все дальше внизу дома, деревья, дороги и машины — в мгновение ока все сделалось крохотным, игрушечным, — и гудело в ушах от стремительного набора высоты. Еще некоторое время. Нил жил впечатлением этих незабываемых минут, а потом заскучал, неохотно признаваясь себе, что полет начинает его разочаровывать. В обыкновенном автобусе и то интереснее: картинки за окном все время меняются, не успевая надоесть, не то что это бесконечное небо, подстеленное облаками, а главное — чувствуешь движение. То тряхнет, то подбросит, то качнет вперед при торможении.

А здесь сидишь, как дома на стуле, и только по гулу моторов понимаешь, что вообще куда-то движешься. Хорошо бы, конечно, рассмотреть самолет во всех подробностях, но с места много не насмотришь.

Нил заерзал в кресле, отстегнул ремни, опасливо покосился на свою белобрысую попутчицу. Та сидела, уткнувшись в журнал. Нил накренился, повернул голову и прочитал название. «Мода-64». Оно конечно, чего же еще?! Как это он не подумал, выбирая место у иллюминатора, что каждый раз придется перебираться через ее длинные ноги? Обратиться же к ней он не решался, потому что никак не мог определить для себя, как же теперь называть ее: «Света» вроде неудобно, а «тетя Света», тем более «Светлана Васильевна» — язык не поворачивается. Он откашлялся и, к полному собственному изумлению, произнес:

— Permetez-moi, Madame, s'il vous plait…[9].

— Ого, это ты, что ли, по-французски шпрехаешь? — с недоуменным восхищением спросила Света.

— Не шпрехаю, а парлякаю, — солидно поправил он. — Шпрехают по-немецки.

— А ты и по-немецки можешь? — восхищенно поинтересовалась она.

— По-немецки нет, а по инглишу скоро заспикаю. У нас он во втором классе начнется.

— А у нас в школе дойч был. Только училки каждый год менялись — кто в декрет уйдет, кто на пенсию. Так что я даже «их бин дубин» не помню. А в техникуме только английский.

— А ты в каком техникуме? — заинтересованно спросил Нил, даже не заметив, что обратился на «ты». — В авиационном?

— Не-а, в библиотечном… Петушка будешь?

— Какого петушка?

— На палочке, леденцового. У меня красный, желтый и зеленый. Выбирай любого. Нил вздохнул.

— Мне бабушка не разрешает. Говорит, от леденцов зубы портятся.

— А она разве увидит? Бабушка-то внизу осталась, а мы вон где, высоко-высоко.

— Десять тысяч метров над уровнем моря, — соглашаясь, уточнил он и махнул рукой:

— Давай зеленого!

Потом она обыграла его в «города», а он ее — в «морской бой», три раза подряд. Начал было расчерчивать поле для четвертого, но тут стали разносить обед.

Вместо ожидаемой жесткой курицы с несъедобным рисом были крошечные копченые сосиски — таких Нил никогда еще не видел — и жареная картошка с помидорами.

Сосиски ему очень понравились, и Света отдала ему свою порцию, а он отдал ей булочку с икрой, а за это получил ее земляничный джем. Джем был, правда, не в космонавтских тюбиках, а в маленьких круглых баночках, но все равно вкусно.

Потом она задремала, а он смотрел на у ее и думал, что когда вырастет, то женится только на ней. Правда, у нее уже есть муж, лейтенант Федоровский, но это ничего, он же летчик, как раз к тому времени разобьется, и Света будет свободна…

Возле самого трапа их встречал зеленый армейский «газик». Что встречают именно их, Нил понял сразу , — едва выйдя из двери самолета, Света тут же закричала: «Артемка!» — и отчаянно замахала руками. А в ответ ей начал махать огромным букетом роз стоящий возле машины высокий и худой военный. Света рванулась, увлекая за собой Нила, он ткнулся лбом в чью-то тугую ляжку, потом мимо лица снизу вверх пронесся резиновый каблук, и все завертелось…

Он сидел на нижней ступеньке трапа, растерянно потирая ушибленное колено.

Перед ним на светлом бетоне поля корчилась и тихо повизгивала Света. Кто-то громко, надсадно кричал:

— Врача!

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — нарушил Нил затянувшееся молчание в узком больничном коридоре. — А вы чему командир?

— Я? — Лейтенант Федоровский глубоко вздохнул. — Я, брат, всему командир… в каком-то смысле. Диспетчер, король эфира. Без моей команды ни одна машина ни взлететь, ни сесть не может.

— А сами на самолетах не летаете?

— Нет…

— Это хорошо! — убежденно сказал Нил. Лейтенант посмотрел с удивлением.