Людмила Бояджиева - Семь цветов страсти

— Ведь чувствую, обыскались тебя в кино, обзвонились. Э — эх… Такие пройдохи, чувырлы намазанные как королевы устроились. А тут… Уж и не знаю, кому на тебя пожаловаться, где управу найти. Мадам Сесиль, царство ей небесное, думаю, там, наверху все глаза выплакала на тебя глядучи…

Дикси нехотя поднялась с измятой кровати и, ни слова ни говоря, захлопнула в гостиную дверь. Дела и впрямь обстояли неважно. «ягуар» продан, гардероб давно покинули холщовые чехлы с шубами. За последний месяц платить Лоле было нечем, а главное, не хотелось и пальцем пошевелить, чтобы продержаться на плаву. Затерянная в пустыне холодного океана, Дикси пренебрегала брошенными ей спасательными кругами и пришедшими на помощь шлюпками. Обессилевшая, озлобленная она ждала золотого трапа, спущенного к ней с борта белоснежного лайнера. Ждала напрасно, ненавидя себя за это.

В один прекрасный майский день под окнами Дикси остановился сверкающий новеньким никелем «альфа-ромео». С третьего этажа было видно, как стройный брюнет в светлом спортивном костюме, скользнув по фасаду прищуренными глазами, вытащил с заднего сидения сверкающий целлофановый сверток, и захлопнув дверцу автомобиля, легко взбежал по ступенькам, ведущим в подъезд. Дикси отпрянула от окна, панически оглядывая себя в зеркале — поздно. Ничего уже не успеть — тени под глазами, небрежно подколотые, нечесаные волосы, мятый, далеко не шикарный атласный халат. Она сунула в тумбочку начатую бутылку «бренди» и блюдечко с засохшим бутербродом. Сбросила растоптанные домашние тапки и прямо так — босая и растерянная поспешила на зов бронзового колокольчика к входной двери.

Чак успел сорвать хрустящую бумагу и шутливо выставил вперед огромный букет алых роз, пряча за ним лицо. Дикси не взяла цветы, сраженная давним воспоминанием — так же, скрываясь за охапкой роз, стоял за ее дверью Курт Санси.

Чак опустил цветы и пожав плечами улыбнулся:

— Это я. Можно войти?

Его явно обескуражил ее вид и Дикси разозлилась. Она всегда злилась, когда кто-нибудь заставал ее не в форме. И уж меньше всего ей хотелось продемонстрировать свое плачевное состояние Чаку.

— Мог бы и позвонить. Заходи, — проворчала она, пригласив нежданного гостя в комнату.

Вскоре, сидя с Чаком в полутемной гостиной, Дикси поняла, что ее бывший возлюбленный не слишком внимателен. Он целый час взахлеб рассказывал о себе, не задавал вопросов и, кажется, не замечая произошедших с ней перемен. Когда каминные часы пробили пять, Чак поднялся:

— Извини, я в Париже проездом. Специально заскочил повидать тебя и сказать кое-что. — Чак замялся и сквозь браваду удачливого киногероя проглянул прежний провинциальный капрал. Он даже передернул плечами, словно дорогой, небрежно заношенный костюм давил ему подмышками.

— Дикси, я, вроде, на коне… Ну, ты знаешь. — Впереди прорва работы — меня рвут на куски… У тебя легкая рука, мне все время везет. — Он сглотнул и посмотрел ей в глаза: — Я не слишком уж внимателен, но всегда помню, что сделала для меня ты. Даже когда бываю свиньей… а это бывает нередко…

— Прекрати. Разве я жду благодарности? Нам было хорошо вместе. Я рада, что добилась своего — твоя карьера только начинается. Ты не подкачал, Чакки! — Дикси играла роль «славного парня», «старшего друга», бескорыстно радующуюся чужому успеху. И как только ей могло прийти в голову, что этот парень, возникший с цветами у двери, тут же потащит ее в кровать? Все кончено, в какой бы блестящей форме не встретила его Дикси. Она поднялась:

— Ну что ж, спасибо за визит, милый.

Чак стоял опустив руки по швам и рассматривал вытоптанный ковер под ногами. На столике с кладбищенской грустью опустив головы, снопом лежали розы.

Дикси сделала два шага к двери, Чак — шаг в сторону, преграждая ей путь.

— Что еще? — она стояла рядом, почти касаясь его грудью.

— Я хочу тебя, — сказал Чак, но не поднял рук, не забросил их ей на плечи. Сдержавшись, чтобы не повиснуть не его шее, Дикси засунула руки в карманы:

— Как-нибудь в другой раз. Я уже опаздываю на деловое свидание. — В ее голосе звучала спокойная насмешка.

Ей показалось, что гость облегченно вздохнул, направляясь к выходу.

— Чао, милая, — он оглянулся уже с лестницы: — Может, тебе нужны деньги?

— Глупышка, мне ж их девать некуда, — она беззаботно помахала ему и стояла на лестничной площадке до тех пор, пока внизу не хлопнула парадная дверь.

11

На низкий столик из толстого малинового стекла легла папка с газетными вырезками. Руффо Хоган прихлопнул ее маленькой пухлой рукой и посмотрел на собеседников с видом человека, знающего ответы на все вопросы.

— Как видите, шестнадцать лет назад фильм Кьями произвел впечатление своей откровенностью. Беднягу освистали поборники целомудрия, обвиняя в старческом сластолюбии. Он так и ушел на покой отказавшись от съемок второй части.

Руффо взял бокал с фруктовым коктейлем и нежно прильнул к соломинке. Его гости отдавали предпочтение более крепким напиткам. Графины с коньяком и бренди золотились рядом с вазой, наполненной фруктами.

Заза Тино и Сол Барсак явились с деловым визитом на виллу Руффо Хогана в районе творческой элиты Рима, чтобы обсудить итоги проведенной компании по раскрутке Дикси Девизо. Весь сентябрь они просидели в городе, проклиная жару, задымленную атмосферу столицы и ее жителей, предпочитавших кинематографу более прозаические развлечения.

— Сейчас в кинозал никого калачом не заманишь. Рисуй на афише хоть десять звездочек. Кого здесь волнует этот «Берег мечты» — сентиментальная возня вокруг патриархальных комплексов старого пердуна Умберто. «Колдунья» с Мариной Влади намного тоньше и то — окончательно списана в архив. Помню, как от «Последнего танго» Бертолуччи цензура прямо взбесилась. Теперь этой, так называемой, эротикой, не смутишь даже пятиклассника. — Заза осмотрел владения Руффо с плохо скрываемым отвращением. Это был дом очень состоятельного и чрезвычайно неординарного в своих эстетических запросах человека. Но сразу становилось ясно, хозяин отличается не только не традиционная ориентация в сексе но и серьезными амбициями в области авангардного искусства.

Вокруг террасы, на которой восседала компания, сгруппировав круглые бледно-розовые, отчетливо имитирующие ягодицы кресла, располагался небольшой сад. Тщательно ухоженные газоны представляли собой пародию на роскошные дворцовые парки эпохи барокко. Только копии классических статуй были сделаны из цветного пластика малиновых и лиловых тонов. Единственной натуралистической деталью на игрушечных телах оставались как раз те места, которые во времена неоклассической стыдливости прикрывали фиговыми листами. Причем и лирические и женские фигуры имели огромный, как из магазина секс-принадлежностей, гуттаперчевый фаллос.