Людмила Бояджиева - Семь цветов страсти

парню, как мухи на мед, подкрепили убежденность Чака, что он готов к завоеванию экрана. Но в Голливуде таких как он оказалось полным-полно — белозубые копии Шварценеггера заполонили приемные всех киностудий. Один из киношников, проникнув неожиданной симпатией к застенчиво потевшему в своей армейской амуниции парню, отправил его с рекомендательным письмом в Рим к своему приятелю, набиравшему актеров для фильма из военных лет. Но и тут ничего не вышло. Приятель голливудского коллеги заявил, что уж лучше снимать настоящее бревно, чем бревно в форме капрала.

Послав его куда подальше, багровый от обиды парень выскочил из павильона, где проходили пробы. Денег у него хватало лишь на дорогу домой и хороший обед с сосиской и пивом. Конечно, оставалась надежда подзаработать — уверяли же, что в киномире полно престарелых богатеньких дам, ищущих кому бы отдать лишние монеты и свои перезрелые прелести. Войдя в пиццерию на территории студии, Чак воинственно огляделся, выискивая необходимую миллионершу.

— Эй, иди сюда! — поманила его сидящая за столиком золотоволосая девушка. Чак повиновался, рассматривая ее лицо, казавшееся знакомым. Впрочем, здесь, на территории «фабрики грез», все красотки могли оказаться звездами.

— Я тебя заметила там, в павильоне. Я пробуюсь на роль в этом фильме. — Девушка налила себе минеральную воду. Перед ней стоял начатый овощной салат и тарелка с ломтем горячей пиццы. — Закажи себе что-нибудь покрепче. Я же вижу — тебя вышибли. — Дикси. — Представилась девушка и Чак подумал, что ей не меньше двадцати пяти и что она решительно кого-то напоминает.

— Дикси Девизо. Ты, наверно, танцевал под «Берег мечты».

Чак подскочил:

— Вспомнил! Ух ты! «Берег мечты», «Королева треф» и еще… Он недоуменно замолк, соображая, сколько же лет той, в которую он влюбился еще низкорослым тщедушным школьником.

— Не напрягайся. Больше ничего серьезного не было. И мне еще не семьдесят лет. Всего навсего двадцать восемь. А тебе?

— Двадцать один. Скоро исполнится, — покраснел он, отчетливо вспомнив, что не только танцевал под «Берег мечты», но и приобретал свой первый сексуальный опыт, глядя на портрет полногрудой «дикарки», едва прикрытой куском леопардовой шкуры.

Пока они жевали сосиски со спагетти в дешевом кафе, Чак смотрел в рот кинозвезде. А когда в завершении скромной трапезы та небрежно звякнула ключами своего новенького «ягуара», Чак аж поперхнулся жидким кофе. И перевернул подобно герою «Ночного ковбоя», бутылку кетчупа себе на гульфик. Захохотав, звезда быстро прилепила к аварийному месту бумажную салфетку, а парень покраснел до корней волос. Ох, какая же это была свирепая краска! Чаки не умел быть смешным и жалким, тем более, что ладонь красотки, прижатая к брюкам, обнаружила явную заинтересованность кавалера к даме.

— Придется подвезти. Боюсь, на улице тебя арестуют — здесь не принято мазать красным гульфик. Только у террористов. — Улыбнулась Дикси.

— У меня очень плохая гостиница, — соврал Чак, оставивший чемодан в камере хранения аэропорта.

— Я тоже живу далеко не шикарно. Но душ и горячая вода есть. Устроим хорошую постирушку.

Они покатили прямиком через центр Рима, любуясь вечным городом, как заезжие туристы. Дикси кое-что комментировала, а Чак вертел головой, не забыв положить ладонь на мое колено, да еще сдвинуть повыше легкий подол.

Ладонь Чака под юбкой клеш оказалась горячей и вовсе не робкой, в отличие от ее владельца. К тому же она лучше ориентировалась на местности, чем Дикси в географии итальянской столицы. Через полчаса они лежали в скрипучей кровати тесного номера. Отель звезды не поражал воображения. Зато при номере имелся душ и никто не колотил в стенку, если соседям вздумалось пошуметь. Здесь многие увлекались этим.

Чака никто не назвал бы в постели неумелым или безынициативным. Но прежде всего, он был жадным солдатиком, получившим короткую увольнительную и сумевшим подцепить на местных танцульках грудастую деваху. Они сразу оценили друг в друге достойных партнеров и смекнули, что дело не ограничится одним свиданием.

А еще через час Дикси поняла, что вновь встретила Ала. Только они перепутали время, поменявшись возрастом и опытностью — Алану Герту тогда было двадцать восемь и он знал о сексе все, а Дикси, Дикси была просто девчонкой.

Чарли оказался очень забавен. Простоватого мальчишку, млеющего перед недосягаемой кинодивой, поминутно оттеснял уверенный в своей силе мужчина, властно стремящийся к обладанию. Конечно же, Чак родился наглецом и победителем, но пока еще лишь догадывался об этом.

Дикси рассматривала лежащего с закрытыми глазами парня, оценивая свое новое приобретение. Сильное тело смуглого брюнета, еще не покрывшееся зрелой растительностью было прекрасно здоровой свежестью и точностью пропорций. Лицо из тех, что нравится кинокамере: подчеркнуто тяжелый подбородок, слегка приплюснутый нос боксера в сочетании с приметами ангельской красивости — пухлыми капризными губами, длинными женственными ресницами и живописными кудрями — создавали своеобразный «букет», называемый шармом.

— Порочный ангел. Мой порочный ангел, — чуть слышно шепнула Дикси, склонившись над дремлющим дружком. И поцеловала его в лоб, словно скрепляя печатью формулировку. Ресницы парня дрогнули. Не открывая глаз, Чак прижал Дикси к себе, спрятав лицо в горящей ложбинке тяжелой груди.

— Они у тебя настоящие? — пробормотал он, ловя губами соски. — Я имею ввиду — это не силиконовые?

Дикси рассмеялась:

— А разве ты еще не понял?

— Н-нет… — Чак изучающе помял нежные полушария.

— Раз ничего не понял, значит обмана нет.

— Потрясающе! — Восхищенно сверкнул он глазами. — Ты настоящая звезда! Я думаю, у секс-бомбы все должно быть настоящим… — Чак облизал губы и задумался. — Я ведь тоже гормоны не глотал — честно качал мышцы. Когда тренажеров не было — таскал камни. — Сжав кулаки, он продемонстрировал мышцы торса. — Но киношникам я не нравлюсь.

— Глупости, ты еще ничего, в сущности не пробовал по настоящему.

…Над Римом сгущались поздние летние сумерки, а любовники и не подумали о расставании, не заметив пролетевшего времени. Лишь голод напоминал о приближающемся ужине. Бутылка кислого «рислинга», обнаруженная в холодильнике, была почти пуста. Разлив в простые стеклянные бокалы оставшееся вино, Чак вышел на балкон.

Его ноздри жадностью втянули дымно-сухой воздух большого города. Над крышами столпившихся домов поднимались, словно паря в вечернем воздухе, светящиеся купола и шпили соборов, шумел и переливался глянцевым блеском бегущий в ущелье сверкающих витрин поток автомобилей.