Татьяна Полякова - Трижды до восхода солнца

— Малоприятные обязанности разумнее переложить на чужие плечи. До подъезда его доставят, а до квартиры сам доберется. Ему не привыкать. Сиди здесь, провожу сироту и вернусь.

Она позвала официанта, и тот, подхватив вконец разомлевшего Ваньку, зашагал к выходу, Агатка царственно вышагивала сзади. Вернулась через несколько минут, я пила кофе, разглядывая стену напротив.

— Мужик из-за стола, кошельку облегчение, — произнесла она, устраиваясь рядом.

— Ага. Заманили парня, напоили и бросили.

— Обидно слышать такое, накормили, напоили и оплатили доставку, так что грех обижаться. Что, сестрица, повысим уровень коньяка в организме? Все-таки пятница. Кстати, соблазнительница из тебя никудышная. Теряешь квалификацию.

Однако, несмотря на мою готовность поддержать Агату в благородном деле, расслабиться не получилось. Выпив, сестрица взглянула на меня серьезно и задала вопрос:

— Что скажешь? Я пожала плечами.

— Мутно. Хотя я склонна согласиться с Ванькой. Врачебная ошибка куда вероятней вселенского заговора.

— Но что-то смущает?

— Я же была в больнице в тот вечер. Они вызвали лечащего врача Авроры. Специально вызвали, он хорошо знал все ее проблемы.

— Кто-то под шумок вкатил препарат, который был ей категорически противопоказан? — хмыкнула Агатка.

— Ты сама-то в это веришь?

— Нет. Трудно представить врача, который на это согласится.

— Еще труднее представить, что злодей пробрался и палату реанимации.

— Но Суворкину нет никакого резона врать.

— А это значит…

— Ничего это не значит, — отмахнулась Агата и Недовольно окинула взглядом зал. Чувствовалось, что гадание на кофейной гуще ее изрядно достало. Вдруг выражение ее лица изменилось, в нем появилась непривычная для сестры растерянность. Я проследила се взгляд и мысленно чертыхнулась, пожалев о том, что мы не убрались восвояси вместе с Ванькой. За столом в центре зала сидел Берсеньев. В компании мужчины лет сорока и двух девиц чуть старше школьного возраста. Мужчина что-то рассказывал, девицы визгливо смеялись, а Берсеньев взирал на них со снисходительной улыбкой.

— Этому что здесь понадобилось? — проворчала я. — Я-то думала, он предпочитает заведение посолидней.

— На самом деле он демократичен, — усмехнулась сестрица. — У тебя нет ощущения, что мы выходим в тираж?

— Есть ощущение, что у парня проблемы со вкусом.

― Ну, о вкусах не спорят. В любом случае он предпочел их общество моему.

― Он же объяснил, с тобой отношения могут быть только серьезные, а у Берсеньева совсем другие планы.

— Давай-ка выметаться отсюда.

Я позвала официанта, мы расплатились и направились к выходу, глядя в противоположную от Берсеньева сторону. Но он нас заметил, позвал:

— Агата Константиновна, — и, поднявшись, пошел нам навстречу. — Рад вас видеть. — Берсеньев легко поцеловал Агатку куда-то в лоб и кивнул мне: — Решили поужинать по-семейному?

Может, его улыбка и была доброжелательной, но мне все равно показалась нахальной.

— Куда деваться, если кавалеры разбежались? — ответила Агата.

— Вряд ли у таких красивых девушек есть проблемы с кавалерами, — засмеялся Берсеньев и подмигнул: — Стоит только свистнуть.

— Весь вечер свистели, да без толку. Удачных выходных.

— Всего доброго, — махнул рукой Берсеньев, возвращаясь к своему столу.

— У меня такое чувство, что он издевается, — заметила Агата, принимая пальто в гардеробной.

На дачу в субботу мы не поехали. Агатка хандрила, должно быть, встреча накануне так на нее подействовала. Сославшись на скверную погоду, сказала, что на даче нас ожидает смертная тоска, дел у нее невпроворот и она, пожалуй, засядет за бумаги. При этом намекнула, что и от меня ждет трудовых свершении. Я возмутилась посягательством на свой законный выходной и, радуясь, что никуда ехать не надо, завалилась на диван. Размышления мои новизной не блистали, и очень скоро я смогла довести себя до состояния, в котором вообще лучше не думать. Жаль, что нет в голове кнопки, которая позволяла бы ее отключать. Я надеялась уснуть, чтобы ненадолго забыться, но и это не получалось. В результате я то накрывала голову подушкой, точно пряталась от самой себя, то выбиралась курить на балкон. Сновала туда-сюда все чаще, а собственное существование представлялось мне все никчемнее. В общем, отличный выходной.

Я всерьез решила засесть за бумаги по примеру сестрицы, но тут в дверь позвонили. Меньше всего в тот момент я нуждалась в общении, однако поплелась открывать. На пороге стоял Димка.

— Может, ты здесь поселишься? — буркнула я, забыв поздороваться.

— Неплохая идея, но для начала надо сделать ремонт. Кстати, кран в ванной давно стоит поменять.

— Кран в ванной — память о соседе, воспоминания глубоко личные и невыразимо приятные. Зачем же лишать их себя?

— Ну, извини.

Видя, что двигаться с места я не собираюсь, Димка оттер меня от двери, что позволило ему войти в квартиру. Он сбросил ботинки, определил куртку на вешалку и, насвистывая, направился в мою комнату. Мысленно матерясь, я последовала за ним. Он устроился в моем кресле, закинув ногу на ногу, и оглядел меня оценивающе с головы до пят. Вряд ли увиденное ему понравилось, но он улыбнулся и произнес весело:

— Ну, что, прекрасная дворничиха…

— Уже нет, — перебила я. — Я теперь прекрасный помощник адвоката.

— Да ну? Вот так новость.

— Ага, решила зиму в тепле пересидеть.

— Разумно. Может, к весне привыкнешь и возвращаться к метле и лопате уже не захочется.

— Может, — не стала я спорить и прошлась по комнате, прикидывая, как половчее избавиться от Димки. Он считал себя мне обязанным и по этой причине мозолил глаза, должно быть думая, что без его родственного пригляда я совсем с катушек съеду.

— В Питере была? — вдруг спросил он, нахмурившись.

— Шел бы ты…

— Ясно. Не надоело тебе все это? Жизнь дается только раз, и прожить ее надо счастливо.

— Ценное замечание.

— В общем, так. Собирайся, поехали куда-нибудь, на людей посмотрим, себя покажем.

— Чего ты ко мне прицепился?

— Должок за мной.

— Заладил. Сто раз говорила: не парься.

— Это уж мое дело. Собирайся, я ведь все равно не отстану.

В досаде покачав головой, я плюхнулась на диван, закинула руки за голову и уставилась в потолок. Димка тоже принялся разглядывать его с большим усердием.

— Нравится? — спросил минут через пятнадцать. — Ты бы его хоть узорами расписала, потолок, я имею в виду.

— Завтра займусь.

— Отлично, а сейчас лучше вмазать грамм по двести и забить на все страдания.