Ирина Майорова - Турецкий берег, край любви

«Как же она гадать будет, если ничего не видит?» – подумала Марина. Видимо, сомнение отразилось на ее лице или старуха неведомым образом прочла ее мысли. Отрешенный взгляд вдруг стал жестким и пронзительным. Не выдержав его, Миронова опустила глаза. Теперь она видела только руки гадалки. Взяв в правую чашку, бабушка Биргюль повращала ее по часовой стрелке, резко перевернула над блюдцем и, держа на весу, дала гуще стечь. Потом принялась рассматривать потеки на стенках чашки.

– Почему она ничего не говорит? – шепотом спросила Марина.

– Подожди… Сначала она расскажет про твое прошлое и настоящее – они на рисунках, которые в чашке, а будущее – на блюдце.

Голос у старухи был глухой и монотонный. Когда она замолчала, Анна, поблагодарив свою наставницу почтительным кивком, начала переводить:

– В прошлом у тебя покой и радость. Хороший человек рядом. Любит тебя. И сейчас любит. Очень потерять боится. Больше всего на свете. А ты в другую сторону смотришь. На чужой дом, на чужое богатство. Чужую жизнь к себе примерить хочешь. Чужую беду зовешь.

– Это она так сказала? – Марина не отрываясь смотрела на гадалку.

– Конечно. Я, что ли, на ходу сочинила? – Анна снисходительно улыбнулась. – Ну что, девонька, поверила теперь? Правду про тебя бабушка Биргюль сказала?

Марина неопределенно мотнула головой.

– Знамо, правду. Тут все сначала смеются, а потом глаза таращат и пытают: «А откуда она все это узнала?» Откуда-откуда, кофий рассказал. Сейчас она про будущее говорить станет. Ты помолчи, не отвлекай меня, чтоб я ничего не перепутала.

Марину затрясло, будто в ознобе. В кафешке, несмотря на кондиционер, жара, а у нее мурашки по коже. Посмотрев с полминуты на блюдце, гадалка вдруг, ни слова не говоря, поднялась и сделала шаг назад. Анна вскочила, взяла старуху за локоть и часто-часто заговорила по-турецки. Гадалка ответила несколькими короткими фразами.

– Бабушка Биргюль говорит, что ты черная, – обратилась наконец к Марине Анна. – Пустила внутрь зависть. И если сделаешь так, как задумала, то смерть на тебе будет.

– Смерть? Какая смерть? Чья?

Анна перевела вопрос. Старуха качнула из стороны в сторону замотанной в черный платок головой и еле слышно что-то пробормотала.

– Гуща имя не пишет. – В голосе Анны прозвучала насмешка, а в ее глазах Марина прочла упрек.

Старуха снова заговорила, на сей раз громко и горячо, то прижимая костлявые руки к груди, то разводя их в стороны. Анна слушала, почтительно склонив голову. Потом обратилась к Марине:

– Бабушка Биргюль говорит: очиститься тебе надо. В святом источнике. Хочешь у себя дома, хочешь в Турции. Здесь неподалеку водопад есть. Омоешься и сама почувствуешь, как легче станет… А я тебе вот что посоветую. Езжай-ка ты в Гереме. Там есть два святых места – Долина монахов и Камины фей. И там, и там много старых скитов, в которых христиане тысячу лет назад от мусульманских гонений прятались.

Марина потянула вниз ворот футболки. Горло перехватил приступ удушья, глаза застила пелена, в уши будто кто-то налил воды. Хотелось на воздух. Но она, едва ворочая сухим языком, проговорила:

– Странное название – «Камины фей». Откуда оно?

– А ты съезди и увидишь. Там из туфа ветры и дожди горки вытесали… Как будто колпаки со срезанным верхом или сахарные головы. А кто-то в них камины увидел и про фей заодно придумал. Но вообще-то там тоже кельи христианские были. Хочешь прямо сейчас туда поехать?

– Я не могу. В отель возвращаться надо.

– Ну, как знаешь.

Марина поднялась и медленно, как сомнамбула, двинулась к выходу. В дверях обернулась. Гадалка и помощница успели вернуться на прежнее место. А на ее столике стояла плошка с горящим маслом, от которой вверх, извиваясь змеей, струился черный дым.

Яркий солнечный свет будто сорвал с глаз пелену. К ледяным рукам и ногам прилила кровь, и дрожь тут же унялась.

– Глупость какая! – прошептала Марина, глядя на разноязыкую яркую толпу, которая текла мимо нее. – Средневековье. Устроили представление! А ты, Миронова, купилась. Никогда к гадалкам не ходила, а тут потянуло… Они, наверное, всем такие страшилки рассказывают, а потом на очищение за сумасшедшие деньги отправляют.

Взгляд Марины упал на вывешенный у входа одного из магазинов ковер. Причудливый узор играл на солнце десятками оттенков красного, зеленого и синего. Стоявший в дверях молодой турок, заметив, что она замедлила шаг, улыбнулся и жестом пригласил войти внутрь. Ковры здесь были повсюду – на стенах, на стоящих вдоль них диванах, на полу. Причем на полу эти рукотворные шедевры, похоже, лежали в десяток, а то и больше слоев – ноги при ходьбе мягко пружинили.

Ковры Миронову заворожили. Сотканные из шерсти и шелка, маленькие, большие, прямоугольные, овальные, они меняли цвет при малейшем изменении освещения. Хозяин лавки усадил Марину на один из диванов, налил чаю и на сносном русском стал нахваливать товар. Заворачивая углы ковров, просил посмотреть на узелки: «Видишь, они шерстяные, а не коттоновые? Значит, ковер тысячу лет проживет!» Подносил краешек разноцветного великолепия к Марининому носу: «А теперь понюхай! Чем пахнет? Не химией, нет! Морем, цветами и травами! А почему? Потому что красители не анилиновые, а природные. Из растений: из шафрана – желтый, из индиго – синий, из корня марены – красный. А такие краски вечные, им ни солнце, ни вода не страшны!»

Больше всего Марине понравился ковер с желто-голубым геометрическим рисунком. Она его чуть не купила. Турок назвал цену в три тысячи долларов, и она уже стала прикидывать, сможет ли сбить ее до 1200 – столько лежало в кошельке, – как вдруг опомнилась. На чем она повезет эту махину? И отсюда в отель, и из отеля в аэропорт? А в багаж как сдавать?

Садясь в маршрутное такси, которое должно было довезти ее до отеля, Миронова неожиданно для самой себя сделала открытие: из сотен других ковер был выбран ею потому, что идеально подходил к интерьеру супружеской спальни. Их с Валерием спальни.

Долмуш уже готов был тронуться с места, когда в салон втиснулась утянутая в белые лосины и футболку-стрейч тетка с большим рулоном на плече. Следом за ней втащилась, едва волоча ноги, девочка лет двенадцати. Женщина в белом с размаху плюхнулась на сиденье рядом с Мариной, больно ударив ее концом тяжелого свитка по голове. Миронова ойкнула и хотела попросить соседку быть поосторожней, но та вдруг заливисто расхохоталась.

– Представляешь, за четверть цены ковер сторговала, – обратилась она к Марине, вытирая выступившие от смеха слезы. – Три часа с этим чучмеком билась. – Тетке, видимо, и в голову не пришло, что в турецкой глубинке пользоваться маршрутным такси могут не только русские. Или она с ходу определила в Мироновой соотечественницу. Любопытно, по каким приметам…