Из бездны с любовью - Елена Вяхякуопус
Через год, когда Лана снова «залетела», пойти в клинику на углу канала не удалось. Сергей следил за ней, сам считал дни и твердо сказал: «Убьешь и этого ребенка – жить с тобой не буду, выбирай». Она разрыдалась. Жестокость мужа, упрямо считавшего человеком сгусток ее собственной крови, была удивительна. Рыдая, она крикнула:
– Это мое тело! Какое ты имеешь право…
– Это больше не твое тело, это тело нашего ребенка. Моего ребенка!
– Там только одна твоя клетка!
Сергей подошел к ней, попытался взять за руку.
– Послушай, Ланка, дурочка, ты добрая, я знаю, просто глупая. Ты ведь училась в медучилище. Это живой человечек, ему уже пять недель. Ты сама знаешь, у него уже есть голова, нервы, сердце! Скоро пальчики появятся! Он может чувствовать боль!
– Это ты дурак! Ничего оно не чувствует, если у него голова, тогда оно просто головастик!
– Ладно, – сухо сказал Сергей, – делай, как хочешь. Я тебя предупредил.
Несколько дней она не разговаривала с ним, но Сергей тоже мрачно молчал, и она поняла, что он в самом деле уйдет. Жизни без Сергея Лана представить не могла. Уже год, как не нужно было спешить в роддом, пропахший йодом, детскими пеленками и молоком. Гуляя с мужем по набережной, она иногда встречала знакомых медсестер и видела завистливый блеск в их глазах. Сергей был красивым, высоким, седина придавала ему загадочности, а в милицейской форме он выглядел совсем как герой детективного фильма. Лана решила, что избавится от плода сама. Надо только сделать так, чтобы Сергей не догадался. На другой же день, как только он ушел на работу, она налила в ванну горячей воды и насыпала марганцовки. Сидела в обжигающей лиловой воде, пока не затрепыхалось сердце и не потемнело в глазах. Весь день ждала результата, но наступил вечер, прошла ночь, а живот даже немножко не болел. На другой день взяла тяжелую швейную машинку и принялась таскать ее по лестнице, вверх и вниз, но и это не помогло. Всю неделю она таскала машинку и принимала марганцовочные ванны, пила какие-то таблетки, от которых ее тут же рвало, но противный маленький зародыш сидел в ней крепко и не желал покидать ее живот. Она ненавидела этого упрямца. Ей снилось странное существо с рыбьим хвостом, оно беззвучно хохотало, разевая беззубый рот, лягушачьими лапками впиваясь в ее грудь. Сергей заметил, как она похудела и побледнела. В пятницу, вернувшись с работы, он обнял ее и сказал:
– Ланка, мне дали отпуск. Месяц дома, будем гулять и отдыхать!
И она поняла, что надо сдаваться. Жизнь была кончена – головастик победил.
Он родился в феврале, в морозную темную ночь, когда метель хлестала ледяной плеткой по окну родильной палаты, и ветер выл, как голодный волк. Измученная и обессиленная, она не захотела даже взглянуть на него и отказалась его кормить, но санитарка сердито сунула сверток ей под грудь и ушла. Новый человек разлепил крохотные рыжие реснички, и они первый раз посмотрели друг другу в глаза.
Глава 17. Капитан размышляет
Лугин трудно сходился с людьми. Приятели по армии и университету жили в других городах. Он не любил мата, черного юмора, пошлых шуток. Еще в школе его коробило, когда мальчики из хороших семей строили из себя блатных. Если блатной – подломи магазин и садись в тюрьму. Отвечай за базар. А если ты чистоплюй, не лезь в авторитеты. Противно смотреть, как распивают бормотуху, морщась, будто алкаши. Хочешь быть алкашом – так и живи под мостом. Ясное дело, всех это раздражало, но задевать его опасались. Первый разряд по боксу не давал просто обменяться с ним парой оплеух, а драться до тюрьмы или до больницы никто не хотел. После армии он по стопам отца поступил на юридический и там тоже отличался от всех. Нет, он ходил на вечеринки, мог и выпить не меньше других, но все же его стеснялись, хотя и уважали – он был какой-то слишком правильный. Девушки, в которых он влюбился, в одну на первом, в другую на четвертом курсе, были красивые и умные, обе опытнее в любовных делах, чем он. Страсть его гасла от их спокойной уверенности, веселой независимости и полного отсутствия того, что он мечтал найти в женщине – застенчивую тихую нежность. Работал он теперь в мужском коллективе, немногочисленные сотрудницы все были замужем. Да и времени свободного не хватало. Если выпадал свободный вечер, он шел в спортивный зал или сидел дома и читал. Женщины появлялись в его жизни только на пару часов, иногда на вечер или на одну ночь. Он забывал их имена и лица сразу после расставания. Как-то они полетели с матерью отдыхать в Турцию. Вначале ему там очень понравилось. Прозрачная голубая вода моря и голубое небо с белыми облаками. Вокруг гостиницы был сад с темными бордовыми розами. Сладкий запах роз, горьковатый запах моря и сосен. Но на пляже лежали и сидели почти голые женщины, не стесняясь взглядов мужчин. И мать тоже разделась, выставив перед всеми свои чуть обвисшие бедра и плечи, бледную грудь. Его начало мутить, аромат темных роз показался тяжелым смрадом хлороформа, а лежаки с голыми телами – столами в судебном морге. Он с трудом выдержал неделю и, хотя и ездил с матерью иногда на курорты, ходил на пляжи по ночам и плавал в темноте, когда вокруг были только море, небо и звезды.
Лугин закрыл последнее дело и, достав чистый лист, принялся рисовать дерево исчезновений. Ему всегда помогали таблицы и схемы, и сейчас он тщательно рисовал ветки времени, на которых, как яблоки, висели детские имена, обведенные кружками. У каждого кружка он писал дату рождения, дату исчезновения и адрес. Макс Бургарт, пять лет; Артем Гараев, два года; Владимир Морянский, один год (найден в роддоме, подброшен неизвестными); Латиф Хадер, шесть лет. За тридцать лет в городе и области пропали более десяти тысяч детей, большинство – подростки, которые сами сбежали из дома. Маленькие дети пропадали во много раз реже и в девяти случаях из десяти находились. Живыми или погибшими. Из пропавших без
