Из бездны с любовью - Елена Вяхякуопус
После школы девушки вместе поступили в медучилище на Васильевском острове. Училище занимало элегантный двухэтажный особняк, когда-то построенный для одной княгини модным архитектором, ставшим впоследствии архитектором двора великого князя Владимира Александровича, а потом и Высочайшего двора, человеком в высшей степени разумным, в чинах и званиях, неожиданно для всех застрелившимся у себя дома незадолго до начала Первой мировой. Можно сказать, что и этот поступок с его стороны был не таким уж глупым, поскольку многие из его знакомых в скором времени тоже были расстреляны, только уже не самостоятельно. С тех пор особняк поменял несколько хозяев, был там и райком, и дом пионеров, и, наконец, в него переселилось медицинское училище, бывшая повивальная школа для сироток Воспитательного института. Вначале Лана и подруги хотели стать акушерками, но после восьмого класса брали только на медсестер. Они не расстроились, ведь медсестра – это еще лучше. Ходить весь день в белоснежном халатике, помогать людям, особенно молодым красивым офицерам с аккуратно простреленной рукой, а они говорят комплименты и дарят цветы и конфеты. Всем известно, что медсестры первыми выходят замуж, это не учительницы, которые киснут старыми девами до пенсии. Немного пугала вероятность увидеть мертвецов, но, когда началась практика, страшнее всего оказались живые люди, истекающие дурно пахнущими жидкостями, которых нужно было трогать и поворачивать, промывать их раны и выслушивать их жалобы и упреки. Зойка и Лидуся быстро к этому привыкли, а Лана так и не смогла и после училища устроилась на работу в детское отделение родильного дома. Там лежали туго упакованные в чистые пеленки кулечки, и в ее обязанности входило лишь перевернуть их на другой бочок и записать температуру. К роженицам она не заходила, ей было неприятно смотреть на растрепанных, вечно жующих мамаш, болтающих о своих чадах, как о необыкновенных сокровищах, хотя никакого различия между тугими свертками Лана не видела. Сама она, наслушавшись мышиного писка кулечков и звериных воплей из родовой палаты, твердо решила никаких детей не заводить. Подруги, попавшие в городские больницы, скоро вышли замуж: Зойка за пациента, учителя с язвой желудка, Лидуся за врача-психиатра. А Лана не хотела и знакомиться с молодыми людьми. Сначала цветы и конфеты, потом – швы, писк, бессонница, и чем дальше – тем хуже. Лидусе пока везло, а Зойка теперь только и говорила, что о ветрянках, краснухах, крапивницах и прочем, от описания чего у Ланы портился аппетит и начинала болеть голова. Нет, желания заводить семью у нее не было. Она жила с матерью в коммунальной квартире, в Демидовом переулке, совсем рядом с роддомом и после работы шла не на танцы и не в парк, а домой – зубрить физику и химию, чтобы поступить в мединститут, на санитарный факультет. Врач санэпидстанции не обязан видеть никаких пациентов. Ходи себе и проверяй объекты – кафе, рестораны, школы. Бери пробы палочкой и пиши заключения.
Сергей появился в роддоме утром, перед концом ночной смены. Ее позвали в кабинет Подколодной – старшей медсестры, и войдя, она увидела высокого седого человека в милицейском костюме, которому Змея льстиво улыбалась и строила свои булавочные глазки.
– Вот, товарищ капитан, Климова дежурила в ту ночь, – квакала она, кокетливо хлопая белесыми ресницами, а потом, зыркнув на Лану, прошипела: – Говори, Климова, как ты нашла ребенка.
Милиционер обернулся к Лане и оказался совсем не старым, лет тридцати, глаза у него были светло-серые, прозрачные, как невская вода. Он улыбнулся, показав белые ровные зубы, и стал еще моложе.
– Что вы так испуганно смотрите? Я вас не съем.
– Ничего не испуганно, – дернула она плечом. – Шла мимо, вижу, сидит у стены в коридоре, играет. Это на первом этаже, там, где вход в приемный покой.
– Никого вокруг не было?
– Никого.
– Точно помните? Может, кто-то из сотрудников? Санитарка? Уборщица?
– Пусто там было. Только этот ребенок сидел.
– Во двор выглядывали?
– Нет, конечно. Я сразу его взяла и понесла в приемный.
– Почему?
– Там холодно было, а он в одной рубашке на полу сидит, я подумала: вот, олухи родители.
– С чем он играл?
– Какая-то мягкая игрушка, вроде плюшевого петуха. Или совы…
– И что потом?
– Ничего. Никого не привозили в то утро, так что неизвестно, как он у нас оказался.
Милиционер покачал головой.
– Мать и отца мы сразу нашли – за неделю до этого они заявили о пропаже сына. Почему похитители принесли его сюда? Ребенок здоров, следов насилия нет, чистый, хотя и в чужой одежде, не в той, в которой был в коляске, когда исчез.
– Мне можно идти? – спросила Лана, и ей почему-то стало грустно и захотелось, чтобы сероглазый милиционер сказал: «Нет, давайте поговорим еще».
– Да, – сказал он, – идите, спасибо. А впрочем, подождите. Покажите место, где вы его нашли.
И, забыв попрощаться со Змеей, он первый вышел из кабинета. Внизу, пока Лана объясняла ему, где лежал ребенок и откуда она шла, он внимательно смотрел на нее и вдруг сказал:
– А знаете, у вас глаза зеленые, как трава на солнце.
– Как у кошки… – вздохнула она.
– А волосы мандариновые.
– Они рыжие.
– Мне всегда нравились рыжие люди, – улыбнулся он. – От них теплее.
Через два месяца они поженились. У Сергея была комната в коммуналке, в том же Адмиралтейском районе. Лана с матерью смогли уговорить переехать туда соседа по квартире, старого пьяницу. Сергей ему доплатил. Так вся квартира стала принадлежать им. Первым делом Сергей устроил под окнами палисадник и посадил ландыши. А еще через месяц Лана поняла, что беременна. Она боялась аборта и поторопилась скорее покончить с этим болезненным и противным делом. Сергей был в командировке, а когда вернулся, все уже было позади. Он поставил чемодан на стол и стал доставать из него подарки.
– Смотри, какая кофточка, зеленая, как трава, тебе пойдет. А ты почему такая бледненькая, Ланка?
Она объяснила. Он помолчал, потом вдруг сбросил на пол чемодан, пнул его ногой, так что вещи разлетелись по полу, и вышел, хлопнув дверью. Вернулся, когда она уже лежала в постели, лег, дыша водочным перегаром, и через минуту
