Татьяна Корсакова - Третий ключ

– Иди уж! – Бабушка махнула рукой и поспешно добавила: – Только дорогое и заграничное не покупай. Наше бери. Наше ничем не хуже.

Выйдя за калитку, Аглая постояла секунду-другую в раздумьях и пошагала по пыльной, щедро сдобренной коровьими лепешками дороге к средоточию сельской жизни – магазину. Раньше магазин, как и положено средоточию, располагался в географическом центре Антоновки, но после появления по соседству стремительно растущего дачного поселка какой-то заезжий бизнесмен организовал вполне приличный универсальный магазинчик аккурат между двумя населенными пунктами. В магазинчике продавалось все самое необходимое как для сельской, так и для дачной жизни, но особым разнообразием впечатлял винно-водочный ассортимент, представленный как дешевой бормотухой непонятного розлива для неприхотливых селян, так и дорогими марочными коньяками для зажиточных дачников. Бизнесмен оказался мужиком оборотистым, быстренько сманил продавщицу Зинку со старого места работы на новое, и с тех пор лишившееся хранительницы сельпо стремительно теряло клиентов и прибыль, верными ему оставались лишь старожилы из тех, кому добираться до нового магазина было не по возрасту и не по силам.

Аглая не считала себя патриотом и хранителем традиций и потому направилась не к старому, а к новому магазину. Несмотря на полуденную жару, шагать по пыльной деревенской дороге было легко, и даже источаемое подсыхающими на солнце коровьими лепешками амбре не раздражало привыкший к куда более утонченным ароматам нос. Сквозь стекла солнцезащитных очков мир виделся в приглушенных красках, а встречающиеся по пути ребятишки казались загорелыми до угольной черноты. Поддавшись уговорам бабы Мани, Аглая оделась «прилично» – в льняной сарафан, сандалии и соломенную шляпку. Общее благолепие портила лишь татуировка готовящейся к прыжку кошки на левом плече, но тут уж бабушка поделать ничего не могла, хоть и не единожды выговаривала Аглае, что приличные девушки шкуру непотребными картинками не портят. Выходило, что Аглая – девушка неприличная, с попорченной шкурой, но факт этот ее нисколько не расстраивал. В пасторальной картинке сельского быта ей не хватало лишь одного – вертящегося под ногами да облаивающего наглых деревенских кошек Паркера. Паркер, несмотря на свою почти королевскую родословную и принадлежность к собачьей богеме, деревенский быт любил и, гоняя сонных кур в баб-Манином дворе, чувствовал себя куда счастливее, чем в московской Аглаиной квартире.

От воспоминаний на глаза навернулись слезы. Чтобы не раскиснуть окончательно, Аглая закурила. Еще в юности, с тех самых пор, как попробовала первую в своей жизни, дешевую и до безобразия горькую сигарету, она решила для себя, что курящая на ходу женщина – это беда, моветон и форменное безобразие. Курение – это что-то вроде ритуала, акт в некотором смысле интимный, который нельзя совершать на бегу, размахивая папироской и смущая прохожих. Да и бабе Мане будет неприятно, если сельчане доложат, как безобразничает ее единственная внучка. По этим причинам Аглая огляделась в поисках какого-нибудь укромного местечка. На глаза попалась старая, раскидистая яблоня, растущая чуть в стороне от дороги. Под деревом кто-то, скорее всего местная молодежь, устроил импровизированную скамейку из толстого соснового бревна.

В предположении своем Аглая не ошиблась: земля под яблоней была усыпана шелухой от семечек и окурками. Не самое изысканное место для столичной знаменитости, но за неимением лучшего сойдет. Она присела на бревно, вытянула перед собой ноги, затянулась сигаретой и прикрыла глаза, чтобы не видеть творящееся под ногами безобразие. С опущенными веками было хорошо, окружающий мир казался далеким и нереальным, напоминал о своем существовании лишь свежим запахом недозрелых яблок, звонким стрекотом кузнечиков и гулом проносящихся по дороге машин. Сидеть бы так и сидеть...

– Аглая? – Мужской голос заставил вздрогнуть, захлебнуться сигаретным дымом.

Кого еще принесла нелегкая?

Нелегкая принесла человека, которого ей хотелось видеть меньше всего. Михаил Свириденко переминался с ноги на ногу в метре от Аглаи, смотрел сверху вниз таким взглядом, словно не был до конца уверен, что это она и есть. Можно подумать, она сильно изменилась! А вот он за пятнадцать лет, что они не виделись, изменился до неузнаваемости, из рыхловатого, неуклюжего увальня в смешных очках превратился в крупного поджарого мужика, дорого одетого, без очков. Операцию на глазах сделал или, может, носит контактные линзы?

– Аглая, это же ты, правда? – И голос другой – ниже и гуще. А вот взгляд не изменился нисколечко: все такой же внимательный, с близоруким прищуром.

– Это правда я. – Аглая сняла солнцезащитные очки, посмотрела выжидающе.

Заводить светскую беседу с хорошим парнем Мишей Свириденко ей совсем не хотелось, а вот курить захотелось с еще большей силой. Пришлось пожертвовать последней сигаретой в пачке. Не беда, в магазине купит еще.

Свирид не помог даме прикурить, даже не шелохнулся. Да и с какой стати? Он никогда не курил, у него, скорее всего, и зажигалки нет. И вообще, хорошие парни не гробят свое драгоценное здоровье никотином, ведут здоровый образ жизни, увлекаются натуропатией, спортом и утренними пробежками. И даже если хорошие парни совершают некрасивые поступки, то исключительно под благовидным предлогом...

– А я как раз мимо проезжал, вижу – ты сидишь. – Не дожидаясь приглашения, Свирид уселся рядом.

Аглая вдохнула ненавязчивый, но явно недешевый запах его парфюма, прикурила и выпустила идеально ровное колечко дыма. Вопреки ожиданиям он не поморщился и не отодвинулся, как поступил бы любой нормальный борец за здоровый образ жизни, и это отчего-то разозлило.

– Так вот прямо и подумал – а не Глашка ли это Ветрова на завалинке загорает? – спросила она резко. – Вот прямо так и узнал меня спустя столько-то лет?!

– Узнал. – Он застенчиво улыбнулся, и, удивительное дело, улыбка добавила ему мужественности. Хотя куда уж больше! Откуда что взялось?! Был ботаник-очкарик, а стал бизнесмен и мачо. Только вот взгляд... – Мне Степаныч сказал, что ты к бабе Мане приехала, вот я и...

– Решил в гости зайти, вспомнить былое? – Аглая стряхнула пепел на землю, посмотрела на растерявшегося Свирида в упор. – А не боишься, что я ведь и в самом деле могла кое-что вспомнить или запомнить? А может, ты затем и приехал?! – Пальцы задрожали так, что сломалась сигарета. Аглая чертыхнулась, отшвырнула окурок, растерла носком сандалии.

– Столько времени прошло, – он задумчиво покачал головой, – я думал, ты другой стала.

– А я и стала! Ты что же, разницы не замечаешь?