Татьяна Корсакова - Третий ключ
Михаил торопливо шел по гравийной дорожке, а вслед ему неслись злые Люсины слова:
– Ну и иди! Ну и скатертью дорога!
Дневник графа Полонского29 июля 1913 годаСегодня весь день провел с Оленькой. Гуляли по парку, спускались к пруду. Специально к этому случаю распорядился, чтобы вечером парк фонариками расцветили. Получилось красиво, сказочно. Лизоньке с Настенькой фонарики очень понравились, девочки хлопали в ладоши, смеялись ангельским своим смехом. Крохи еще совсем, а уже так на мать похожи.
Оленька меня благодарила, улыбалась и даже пробовала играть с девочками. Да только видел я, что тяжело ей. Вроде бы и силы вернулись, и румянец на щеках заиграл, а блеск из глаз пропал. И резвости прежней не стало. Часами может за пяльцами с вышивкой просидеть или на скамейке у пруда. И все недвижимо, точно статуя. Дорого бы я дал, чтобы узнать, о чем она думает, какие незримые картины видит. Да только нет мне ходу в ее царство. И мотылек, мой давешний проводник, куда-то улетел...
После того что с Оленькой приключилось, я многое прочел: и про душу, и про ее земное воплощение. Хочется мне думать, что мотылек – это не просто букашка, а спасенная из страшного плена Оленькина душа. Видать, становлюсь сентиментальным на старости лет...
А Илья Егорович метафизики не признает, говорит, времени прошло слишком мало, не оправилась еще Оленька от болезни, оттого и странности. Это он мне присоветовал свозить жену на курорт, чтобы развеялась, забыла то страшное, что с ней приключилось.
Решено! Управлюсь с делами – и отправимся мы в Карловы Вары на воды. Оленька моя еще ни разу за границей не была. Вот пусть посмотрит, подивится на заграничный курорт...
* * *– Глаша, да что ж ты не ешь ничего?! Это кому ж я вареников наготовила?! – Баба Маня села напротив, подперла кулаком щеку, посмотрела на Аглаю внимательно и одновременно настороженно.
– Я ем. – В подтверждение своих слов Аглая подцепила вилкой вареник, но не рассчитала: вишневый сок брызнул во все стороны, запятнал нарядную, вручную расшитую баб-Манину скатерть. «Как кровь», – подумалось некстати, и от мыслей этих Аглаю затошнило.
– Постираем, – бабушка ногтем поскребла вишневое пятно. – Сейчас в магазине чего только не найдешь, купим какой-нибудь пятновыводитель.
Да, видно, совсем Аглая хреново выглядит, если первейшая на всю Антоновку чистюля баба Маня так быстро смирилась с испорченной скатертью. Надо взять себя в руки и не раскисать.
– Поем и схожу в магазин. – Аглая улыбнулась бодро и почти искренне. – А не найду пятновыводитель, так куплю новую скатерть. Невелика проблема!
– Ишь, привыкла у себя в городе деньгами швыряться, скатерти новые покупать, – беззлобно проворчала баба Маня. – Не надо мне новую, я и со старой как-нибудь век скоротаю. Лучше хлеба купи, если уж надумала идти. Только много не бери, полбуханки хватит. Ты ж у нас мучное отчего-то не ешь, а мне и половинки за глаза хватит. Вареники-то хоть вкусные?
– Вареники шедевральные!
Чтобы порадовать бабушку, Аглая плюхнула к себе в тарелку аж три столовые ложки сметаны – свою недельную норму, – поверх, не жалеючи, сыпанула сахара. Получилось сладко, калорийно и очень вкусно. Впрочем, не с ее комплекцией беспокоиться о лишнем весе. Ей бы парочка лишних килограммов не помешала.
Аглая уже почти управилась с варениками, когда баба Маня решилась перейти к главному:
– Глаша, а ты точно его видела?
– Кого? – спросила она с набитым ртом.
– Да ирода этого – Пугача. – Баба Маня торопливо перекрестилась.
– Видела, – кивнула Аглая.
– А это точно он был? Ты уверена?
– Он самый. На черепе заплатка металлическая, точь-в-точь как у него. У нас же в деревне больше ни у кого такого украшения не было.
До чего ж неприятный разговор, но лучше покончить со всем этим раз и навсегда. Было и быльем поросло. Как там? Пусть прошлое хоронит своих мертвецов?.. Вот пусть и хоронит, а у нее есть дела поважнее: пятно вон от вишен надо застирать...
– Ну и слава богу! – Баба Маня провела ладонью по собранным в тугой пучок седым волосам. – А то ж в деревне до сих пор разное болтали. Кто говорил, что милиционеры тогда Пугача поймали и на опыты научные забрали. Кто – что утек он той ночью и продолжает...
– Не утек! – Аглая протестующе мотнула головой. – Все, бабуля, успокойся. Нет больше Пугача. Точно нет.
– А статуя? – По голосу было слышно, что до настоящего успокоения бабе Мане еще очень далеко.
– А что – статуя? – в тон ей спросила Аглая.
– Что со статуей-то решили сделать?
– Да откуда ж мне знать, что решили?! – Неожиданно для себя она рассердилась. – Сама ж говорила, что у усадьбы теперь новые хозяева есть, вот пусть они и решают, по-семейному.
– Как это – по-семейному? – Баба Маня удивленно сощурилась.
– Да так. – Аглая пожала плечами. Зря она вообще ввязалась в этот неприятный разговор. – Санаторий же – это семейный бизнес, мне Люська Самохина так сказала. Ну, что у них со Свиридом... с Мишкой Свириденко семейный бизнес.
– Люська сказала! – баба Маня всплеснула руками. – А ты, дуреха, до сих пор, что ли, этой балаболке веришь?! Врет она все! Никакой это не семейный бизнес, все Мишке принадлежит, а вертихвостке этой он дал поруководить по старой памяти.
– По-семейному, – мрачно уточнила Аглая и сама удивилась этой своей мрачности. Ну руководит Люська семейным бизнесом, а ей-то что за беда?!
– Не по-семейному, а вот именно что по старой памяти. – Баба Маня встала из-за стола, принялась убирать тарелки. – Они уже больше года в разводе, а Люська до сих пор считает себя королевой, на кабриолете своем по деревне носится, кур давит, детишек пугает, точно ей одной тут все принадлежит. Ох, Борисович, царствие ему небесное, распустил девку! – Она неодобрительно покачала головой. – Вожжами ее в свое время нужно было учить, глядишь, и вышла бы путная девица, а так выросло не пойми что – кукла разряженная. Наши-то до сих пор дивятся, что Миша в ней нашел. Ведь всегда такой серьезный был, вежливый, здоровался со всеми, не пил, не курил...
Аглая усмехнулась, пожалуй, «не пил, не курил» было самым главным критерием, по которому баба Маня оценивала мужиков. Да и не одна баба Маня, что уж там. А если мужик еще и вежливый да серьезный, такому цены нет.
– А Михаил эту вертихвостку до сих пор на своем горбу тащит. Зинка, продавщица, говорила, что алименты ей какие-то после развода платит. Дурак мужик, детей не нажили, а алименты платит.
– Пойду-ка я в магазин, пока на обед не закрылся! – Аглая встала из-за стола, чмокнула бабу Маню в щеку. – Посуду сама помоешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});