Израненное сердце - Софи Ларк
Как и Неро, Энзо отнесся ко мне настороженно. Думаю, я соответствовала его представлениям об избраннице сына примерно так же, как Данте – ожиданиям моего отца от моей партии. Мы были из двух совершенно разных миров. Энзо, казалось, избегал блеска высшего света так же яростно, как мой отец к нему стремился.
Как-то вечером, после того как я отужинала со всем семейством, Энзо отвел Данте в другую комнату, и их не было почти двадцать минут. Я слышала, как дрожит от гнева голос парня, но слов было не разобрать. Когда отец с сыном вернулись, Данте был весь красный от злости.
– Поехали, – сказал он мне.
Когда мы отъехали от дома, я спросила:
– Что случилось?
– Ничего, – покачал головой Данте.
Я положила свою ладонь поверх его и почувствовала, как пульсируют вздутые вены.
– Ты можешь рассказать мне, – сказала я.
Данте обратил на меня пылающий взор.
– Никто и никогда не отнимет тебя у меня, – заявил он.
Я видела, как бурлил в парне гнев, который он держал под замком. Данте так силен, что, я уверена, рано научился сдерживать себя, понимая, что способен уничтожить все на своем пути. Но он все еще очень молод, хоть со стороны так и не кажется. Я не знаю, как долго может продлиться эта выдержка.
– Никто и не посмеет, – прошептала я в ответ.
Данте перевернул ладонь и сжал мою, сплетая наши пальцы.
– Хорошо, – сказал он.
На следующий вечер мне приходит сообщение от Данте, где он спрашивает, можем ли мы встретиться.
Я отвечаю ему, что mama вынуждает меня пойти на маскарад. Это какой-то благотворительный бал для сбора средств на чикагские чартерные школы[14].
Парень больше не отвечает, раздраженный, должно быть, тем, что это уже третье событие на этой неделе, из-за которого мы не можем встретиться.
Когда лето только началось, я уже была сыта по горло всеми этими светскими вечеринками. Теперь же, когда мои мысли заняты Данте, рауты превратились в настоящую пытку. Каждую секунду, проводимую в высшем обществе, я чувствую, как невидимым магнитом меня тянет туда, где сейчас находится итальянец. Стремление попасть к нему непреодолимо.
Когда раздается звонок в дверь, я уже на взводе. Во всяком случае, я чувствую себя на взводе, когда mama зовет меня вниз и я вижу там Жюля. Он выжидающе смотрит на лестницу, застенчиво улыбаясь, и держит в руках букет желтых лилий.
– Я попросила Жюля сопроводить тебя, – говорит mama. – Раз у Уилсона сегодня выходной.
Думаю, это не совпадение, что именно сегодня она дала выходной водителю. Какой прекрасный повод отправить меня на свидание.
Путей для отхода у меня нет. Слишком поздно.
– Здорово, – бормочу я. – Сейчас, только закончу со сборами.
– Я подожду внизу! – сообщает мне Жюль.
На нем светло-серый костюм, а на голове – серебряная маска.
По меньшей мере два или три мероприятия в году – это балы-маскарады. Богачи любят носить маски. Эта традиция берет свое начало еще от средневековых карнавалов. Причина проста – в жестких рамках общества маска дает свободу. Твои личность, твои действия и даже выражение твоего лица неподвластны постоянным испытующим взглядам, окружающим нас повсюду. Тебе не придется волноваться, что на следующий день ты станешь объектом досужих сплетен, или опасаться, что компрометирующее фото облетит все соцсети. Пусть недолго, но ты можешь делать что пожелаешь.
Раньше мне не доводилось пользоваться преимуществами маски.
Но даже я чувствую облегчение, опуская gatto на лицо. Это традиционная итальянская маска с кошачьими глазами и ушами, раскрашенная в золотой и черный цвета.
Моя пышная юбка развевается при ходьбе. Мой наряд скорее напоминает костюм, чем платье. Он черного цвета и усыпан, словно звездами, золотыми камнями.
Жюль сглатывает при виде меня.
– Ого! – говорит он.
Я не могу удержаться, чтобы не подразнить его:
– Ты же и так всегда видишь меня в платьях, Жюль. Думала, ты скорее удивишься, увидев меня в спортивных штанах.
Парень пожимает плечами и нервно смеется.
– Пожалуй что так, – отвечает он.
– Постарайтесь не вляпаться в неприятности, – шутливо говорит mama.
Это вряд ли.
– Постараемся, миссис Соломон, – уверяет ее Жюль.
Я следую за ним до машины. Это «Шевроле-Корвет», настолько низкий, что мне требуется время, чтобы забраться в него с моей пышной юбкой. Я практически рухнула на пассажирское сиденье.
Жюль закрывает за мной дверь, следя за тем, чтобы не прижать платье.
Я вижу, что он волнуется, пока везет нас к историческому музею. Мы еще никогда не оставались наедине, пересекаясь лишь на светских мероприятиях в общественных местах. Мне бы хотелось успокоить парня и сказать, что у нас не настоящее свидание, но это исключено.
– Куда ты пропала тогда? – спрашивает Жюль.
– А? – Я смотрю в окно, размышляя о чем-то постороннем.
– С ужина юных послов. Я думал, ты сядешь за мой столик.
– Ой, прости. Я сразу же ушла. Плохо себя чувствовала.
– А, хорошо. В смысле нехорошо, что ты плохо себя чувствовала. Но я рад, что это не из-за того, что ты не хотела со мной сидеть.
Под веснушками на его бледных щеках проступает легкий румянец.
Я чувствую укол совести. Жюль славный парень и совсем не урод. Он стройный, воспитанный, благородный. К тому же, как я слышала, прекрасно катается на лыжах и великолепно играет на скрипке. Но та искра к нему, которая вспыхнула во мне в прошлом, не сравнится с тем адским пламенем, что охватывает меня всякий раз, как я смотрю на Данте.
Мы подъезжаем к музею. При взгляде на фасад здания меня охватывает дрожь. На этом месте Данте оставил меня в тот день, когда угнал машину, пока я пряталась на заднем сиденье. Мне бы хотелось, чтобы моим партнером на этом балу был он, а не Жюль.
Вечеринка уже в полном разгаре, и нам приходится отстоять очередь из лимузинов и спорткаров. Жюль вручает ключи парковщику, затем подает мне руку, чтобы помочь подняться по длинной лестнице, устланной ковровой дорожкой.
В большом зале стоит гул из голосов людей и звона бокалов, и я едва могу расслышать играющую на фоне музыку. Невозможно отрицать, что обилие блестящих масок и платьев вокруг выглядит восхитительно. Я вижу павлинов и бабочек, арлекинов и
