Элейн Каннингем - Алиса

Дело было не в Энджи, Шлакмане или Монтесе; нет, страх укоренился в самой глубине моей души, а они только пробудили его, растолкали и выпустили на свободу. Страх таился в самой глубине моего подсознания. Начищенный до блеска кастет и консервный нож только извлекли его наружу, ничего к нему не прибавив.

— Эй, у тебя все в порядке? — окликнул меня Энджи.

— Нет, — судорожно выдавил я, проглатывая комок в горле. — Я чувствую себя премерзко.

— Да что ты? — изумился Энджи.

— А, по-твоему, я должен петь от радости?

— А то как же! Ты же теперь у нас главный любимчик мистера Монтеса, пай-мальчик. Тебе только и остается что радоваться жизни.

Я откинулся на мягкую спинку сиденья и погрузился в молчание.

— А в чем дело — ты заболел, что ли? — не выдержал Энджи.

— В некотором роде.

— Вечная история с такими фраерами — вы хотите играть по крупному, но, едва доходит до дела — зовете мамочку. О чем ты, черт побери, раньше думал — почему не отдал мне ключ вчера?

— Я и не знал, что он у меня, — пробормотал я.

Энджи разразился смехом и опустил стекло, отделяющее нас от водителя и лакея.

— Эй, Гойо!

— Чего тебе? — спросил тот, кого Энджи назвал Гойо.

— Я спросил его, почему он не отдал мне ключ вчера. Знаешь, что он ответил?

— Откуда мне, черт возьми, знать, что он тебе ответил?

— Он, оказывается, даже не знал, что ключ у него!

Дорогу они знали. Меня ни разу не спросили, где я живу, и как туда проехать. Им было давно известно, где я живу, а я тем временем беспечно нежился в придуманном раю мнимого одиночества и безопасности. Успели они проследить за мной или выудили нужные сведения в моей конторе — я так никогда и не узнал. Главное — они все знали. Мы уже приближались, когда я сказал Энджи:

— Не останавливайтесь прямо перед моим домом — я не хочу тревожить жену. Остановитесь здесь.

— У тебя баба подозрительная, да? — ухмыльнулся Энджи.

— Не валяй дурака. Я просто не хочу её зря тревожить. Она ничего не знает об этой истории. Ни о старике, ни о вашем ключе. У неё полон рот своих проблем, а тут ещё я заявляюсь без предупреждения среди бела дня.

— Слушай, Джонни, я тебе уже говорил — я ни с одной шлюхой не свяжусь, если она не будет плясать под мою дудку. Может, тебе пора проучить её, Джонни?

Тонкогубая физиономия Энджи ехидно ощерилась.

— Умолкни!

— Ха! Ты уже командуешь, Джонни-бой. Слушай, что я тебе скажу. Ты топаешь домой и выносишь мне ключ — понял? Даю тебе десять минут. И — чтобы никаких фокусов! До сих пор мы все перед тобой стелились, как перед Папой римским — лучшая жратва, лучшая выпивка, лучшая телка… Пока. Ты только не зарывайся, Джонни.

— Я принесу ключ, — пообещал я, выбираясь из «кадиллака».

Стоял довольно теплый, безветренный и солнечный день, в воздухе уже ощущалось первое дыхание приближающегося апреля. Нарциссы уже были готовы вот-вот распуститься, форсайтия покрылась золотистым пушком, а на бирючине зазеленели нежные листочки; небольшие аккуратные домики лепились, словно игрушечные, на подстриженных газонах. Невидимые мошки негромко жужжали над головой, нарушая последние минуты тишины перед тем, как на улицу гурьбой вывалятся отучившиеся в школе дети.

Я прошагал по улице, свернул в наш дворик и, толкнув входную дверь, которую мы днем никогда не запирали, позвал:

— Алиса! Алиса, я вернулся! Мне пришлось уйти пораньше — я тебе позже все объясню! Где ключ, о котором мы говорили сегодня утром? Алиса!

Ответа не было.

Я быстро обшарил весь дом — кухню, столовую, крохотную гостиную, нашу спальню и, наконец, детскую. Наша кровать была аккуратно застлана, тогда как на кроватку Полли Алиса, видимо второпях, только набросила покрывало. Игрушки и куклы в беспорядке валялись на полу, где их разбросала Полли, а посреди детской возвышался домик для куклы, который я подарил Полли на прошлое Рождество.

Я распахнул дверь черного хода и выглянул во двор. Дженни Харрис, наша соседка, поливала цветочную клумбу. Увидев меня, она улыбнулась.

— Привет, Джонни. Что-то ты рано сегодня. Что-нибудь случилось?

— Нет. А куда запропастилась Алиса?

— Сегодня ведь у них в детском саду родительское собрание с чаепитием. Ты забыл?

— А Полли где?

— С мамой, наверное. Они уже вот-вот вернутся.

Что ж, это меня вполне устраивало. Поблагодарив Дженни, я устремился назад, в дом. Ключ я отыщу сам, и ни к чему будет посвящать Алису в эту сомнительную историю. Я попытался припомнить свой утренний телефонный разговор с Алисой. Что она мне сказала? Насколько я помнил, я попросил её пошарить в карманах моего пиджака. Она нашла ключ. И потом спросила, что с ним делать. Может, она сказала, что припрячет его где-нибудь в кухне? Кажется — да, но уверенности у меня не было. Я помнил только, что просил её беречь ключ, как зеницу ока. Куда она могла его деть? Неужели взяла с собой? С моего лба заструился холодный пот.

С колотящимся сердцем я твердо сказал себе, что никакая нормальная женщина никогда так не поступит. Если ей доверят хранить ключ, как зеницу ока, в сумочку она его не спрячет. А куда? Алиса была очень уравновешенная и методичная натура — настолько, что порой приводила меня в неистовство. Я мысленно представил, как она посмотрела на ключ, улыбнулась и покачала головой, вспомнив мой возбужденный голос, и — положила ключ на какую-нибудь полочку. Где? В кухне, разумеется. Вперед, на кухню!

Я рысью промчался по коридору и влетел в кухню. Сначала — ящики. Нет ключа. Так, теперь буфетные полочки — нет, и не здесь. Я выдвинул ящики со всякой мелочью, в которых Алиса хранила ножи, овощерезку, миксер, открывалки и консервные ножи, пробки, насадки для миксера, венчик для взбивания, шумовку, мешочки для льда и прочую всячину. Я перевернул оба ящика и опустошил их, перерыл все, что мог, но ключа нигде не обнаружил. Банка с печеньем, банки с кофе, чаем и мукой — нет, сказал я себе, это идиотизм, но тем не менее запустил пальцы в муку.

Охваченный паникой, я совершенно потерял голову. А ведь Алиса, что было совершенно очевидно, просто поступила так, как я её попросил: «храни ключ, как зеницу ока». Да, значит, она сунула ключ в сумочку, которую для верности прихватила с собой.

Я вымыл руки, кое-как привел кухню в порядок и посмотрел на часы. Прошло только около девяти минут, но в висках уже стучали отбойные молотки. Я сказал себе, что главное — сохранять спокойствие. Пока ничего страшного не случилось и ничто мне всерьез не угрожает. Нужно только вернуться к машине и спокойно объяснить Энджи, что случилось.

Сразу почувствовав себя лучше, я вышел из дома и прошагал к «кадиллаку». Огромный и черный, он смотрелся на нашей тихой улочке, как коршун среди голубей. Энджи стоял рядом с машиной, в черном шерстяном костюме и белоснежной сорочке, высоченный и тощий, похожий, как мне почему-то показалось, на складной нож. И — смертельно опасный. День стоял погожий и теплый, но я зябко поежился, а по спине пробежал неприятный холодок.