Филлис Уитни - Тайна черного янтаря

Работая, она старалась не думать о портрете, висящем на стене в спальне Майлса Рэдберна. Загадка смерти сестры сейчас казалась еще более зловещей, чем раньше, и любая мысль, связанная с Анабель, отдавалась в ее душе болью. И она приказала себе думать только о наведении порядка в рукописи книги.

Утро прошло тихо, без скандалов. Рэдберн работал за чертежной доской и не обращал на Трейси Хаббард ни малейшего внимания. Никто их не отвлекал и не беспокоил. Когда Трейси бросила взгляд на часы, то увидела, что уже почти двенадцать.

– Мне на какое-то время придется уйти, – внезапно сообщил Майлс Рэдберн. – Полагаю, кто-нибудь предупредит вас о ланче, когда наступит время.

Он ни разу не посмотрел на аккуратные стопки бумаги, выросшие под столом, вышел из комнаты и твердо закрыл за собой дверь. Трейси тут же вскочила на ноги и сладко потянулась. Необходимо что-то придумать, работать, сидя на полу, невозможно. Конечно, если она попросит, то в доме найдут еще один столик и стул. Может, обратиться за помощью к Нарсэл? Трейси не собиралась ничего просить у миссис Эрим, считавшей Анабель злой и испорченной и хотевшей как можно быстрее отправить Трейси Хаббард домой.

Наконец в дверь постучали, и Нарсэл позвала ее на ланч. Турчанка поменяла брюки на длинную ситцевую юбку, в которой при ходьбе становилась похожей на изысканный цветок. Нарсэл на долю секунды замерла и изумленно уставилась на стопки бумаг под столом.

– Он разрешил вам навести порядок? Вот так чудо!

– Он мне ничего не разрешал, – ответила Трейси. – Просто я сама взяла и начала наводить порядок, а он не знал, как меня остановить.

– Значит, вы не возвращаетесь домой, как надеется миссис Эрим?

Трейси покачала головой.

– У меня есть неделя. А дальше будет видно.

– Миссис Эрим будет удивлена, – осторожно произнесла Нарсэл.

– И к тому же, наверное, не очень довольна, – осторожно произнесла Трейси.

Нарсэл никак не отреагировала на это добавление.

– Ланч готов. Мы с братом хотели бы, чтобы вы пообедали с нами, если вы не возражаете. Вы ведь еще не знакомы с Мюратом. Миссис Эрим обедает у себя в киоске. Спускайтесь вниз, когда будете готовы.

Трейси вернулась в свою комнату… комнату Анабель… посмотрела на себя в зеркало и увидела в волосах нити паутины, а на носу пятно пыли. Руки тоже были грязные, и она еще раз обругала про себя Майлса Рэдберна, назвав его неряхой. Правда, Трейси, справедливости ради, тут же одернула себя: ведь вот тут, в его спальне, порядок и чистота, значит, не так уж он безнадежен. Впрочем, она скоро перестала думать о Рэдберне, все ее внимание поглотил опять портрет на стене.

Если Майлс презирал Анабель, зачем тогда повесил на стену ее портрет? Этот вопрос, один из многих, на которые она должна найти ответ, не давал ей покоя, но сейчас времени на раздумья не было. Ее ждала Нарсэл. Плюс ей предстояло встретиться с четвертым обитателем этого дома, и она во что бы то ни стало должна не забывать об осторожности во время ланча. Ни в коем случае нельзя выдавать свои истинные чувства. Эримы должны считать ее той, за кого она себя выдает. Трейси облегченно вздохнула, узнав, что Сильвана Эрим обедает у себя в киоске. Как наблюдательный и проницательный человек, эта женщина была сейчас чрезвычайно опасна для нее.

Умывшись холодной водой и избавившись от пятен грязи на платье, Трейси спустилась на второй этаж. Нарсэл ввела ее в комнату, которая, как она объяснила, являлась для них с братом одновременно и гостиной, и столовой. Огромная турецкая печь согревала комнату в холодные дни. Француженка Сильвана обставила свои комнаты со старинной турецкой роскошью, набросав на диваны горы разноцветных подушек, а молодые Эримы в своем салоне устроили все так, что складывалось впечатление, будто они не могли сделать выбор между турецкими и европейскими стилями. Как турки, они обладали великолепным вкусом, однако их понимание западного образа жизни было, мягко говоря, своеобразно. Влияние Востока в интерьере гостиной было заметно в изразцах, перламутровых украшениях и прекрасных коврах на полу, но тут же, будто по стойке смирно, стояла массивная мебель из орехового и красного дерева, нарушая прихотливую гармонию узоров и красок. Вдоль одной из стен тянулись полки, закрытые стеклянными дверцами, с произведениями турецкого прикладного искусства.

– Мой брат сейчас занят в лабораторий, поэтому мы не будем ждать его, – сказала Нарсэл. – Бывает, что он вообще не приходит обедать. Мюрат изучает болезни Среднего Востока и сейчас работает над новым лекарством, которое сможет вылечить сильную болезнь глаз.

– А мистер Рэдберн будет обедать с нами? – поинтересовалась Трейси.

– Этого никто не знает, – ответила Нарсэл. – Наш гость поступает обычно так, как ему заблагорассудится.

Девушки сели за стол, накрытый на четверых. Слуга внес горячий светлый суп, в котором плавали нарезанные полумесяцем овощи.

– Должна вас предупредить, что у нас в доме сложилась конфликтная ситуация, – сообщила Нарсэл, когда они начали есть. – Мой брат редко выходит из себя. По правде говоря, он не всегда ведет себя рассудительно и мудро, но только когда сердится, а вообще у него хороший и добрый характер. Сегодня же Мюрат очень зол на мистера Рэдберна.

Нарсэл замолчала, не собираясь вдаваться в подробности, но Трейси, которой хотелось как можно больше узнать о Майлсе Рэдберне, спросила напрямик:

– А чем Майлс Рэдберн так рассердил вашего брата? И вновь проявилась неприязнь Нарсэл к художнику.

– Вчера у Мюрата должна была состояться на другом берегу Босфора важная деловая встреча, и он хотел переплыть пролив на каике, но лодку забрал мистер Рэдберн. У моего брата возникли серьезные трудности. У нас есть еще и небольшая моторная лодка, но Ахмет-эффенди отправился на ней на другой берег выполнять какое-то поручение Сильваны. Мюрат до сих пор сердится. – В темных глазах Нарсэл заплясали искорки лукавства. – Должна вас предупредить, что женщинам лучше опускать глаза и помалкивать, когда мой брат сердится. Пусть он и вполне современный человек и почитатель Мустафы Кемаля, однако Мюрат полностью разделяет допотопные представления стариков о том, как должны вести себя турецкие женщины. Я, в общем-то, эмансипированная девушка, но… Увидите сами.

Эти слова и тон, которым они были произнесены, доказывали, что Нарсэл лишь производит впечатление робкой и покорной девушки, не имеющей собственного мнения, но на самом деле она достаточно независима и даже, пожалуй, смела.

Когда они заканчивали есть суп, в столовой появился доктор Эрим, смуглый, красивый, среднего роста. Хотя он был значительно старше Нарсэл, в глаза сразу бросалось их сходство. У него были огромные и такие же блестящие, как у нее, типично турецкие глаза. Густые черные волосы были зачесаны назад, они открывали прекрасный лоб, а нос с горбинкой придавал лицу несколько суровый вид.