Филлис Уитни - Тайна черного янтаря

– Проводить параллели между красотой и счастьем типично детская манера, – ответила Сильвана Эрим. Только она, казалось, не обратила внимания на тот факт, что ее собственная жизнь опровергала это утверждение. – Вы поступите мудро, если займетесь тем, ради чего, собственно, приехали сюда. Вынуждена снова вам напомнить, что личные проблемы мистера Рэдберна вас не касаются. Я права, мисс Хаббард?

Настало время сделать шаг назад и вернуться за линию, которую Трейси только что так неосмотрительно переступила.

– Конечно, его личные проблемы не мое дело, – покорно согласилась она. – Просто портрет произвел на меня сильное впечатление.

– Я показала вам портрет только для того, чтобы вы поняли всю неуместность и бессмысленность своей миссии. Вы поступите очень мудро, если не проговоритесь мистеру Рэдберну, что видели его.

Трейси чувствовала, как горят ее щеки. Она вновь ощутила себя маленькой девочкой, которая получает нагоняй от взрослых и боится сказать хотя бы слово в свое оправдание. Прежде чем она смогла что-нибудь ответить, в дверь постучали. Послышался взволнованный голос Халиды, говорившей, естественно, по-турецки.

Миссис Эрим немедленно вывела Трейси в кабинет и закрыла за собой дверь в спальню.

– Он идет. Я представлю вас и уйду. Если захотите заказать билет домой, скажите мне. Я с радостью помогу.

Трейси пожалела, что у нее так мало времени, чтобы прийти в себя после впечатлений от портрета и разговора с Сильваной Эрим. Ей казалось, будто на нее наклеили ярлык с именем и фамилией. Сейчас она с радостью воспользовалась бы любимым трюком Анабель, которая умела смотреть на людей из-под опущенных век и никогда никому не открывала своих мыслей.

Дверь в кабинет внезапно распахнулась, и на пороге появился высокий, худощавый человек. Прямая осанка и разворот плеч свидетельствовали о том, что он когда-то служил в армии. Но это и все, что было в нем бодрого. Выражение лица у него было, как у человека, давно потерявшего всякий интерес к жизни. Его нельзя было назвать красавцем, но мужественные черты его лица несли в себе определенную привлекательность. Он выглядел старше своих тридцати восьми лет, в глазах его читалась неизбывная тоска.

– Ты хорошо выглядишь, – похвалила его, однако, миссис Эрим. – И хорошее сегодня утро для прогулки. Майлс, эта молоденькая девушка – мисс Хаббард. Ее прислали из Нью-Йорка, чтобы поторопить тебя с книгой. – В ее глазах вспыхнули огоньки интриганства. – Я оставляю вас наедине, чтобы вы обо всем договорились, – добавила Сильвана и направилась к двери.

Майлс Рэдберн молча проводил хозяйку и закрыл за ней дверь. Потом повернулся и посмотрел на Трейси невидящим взглядом.

– До сих пор не пойму, зачем Хорнрайт послал вас! – резко начал он, и Трейси заметила, что годы, прожитые в Америке, все же не погасили его британский акцент. – Еще мне непонятно, почему вы приехали сюда после того, как я написал вам в отель. Пожалуй, вам лучше присесть и объяснить мне, что стоит за всей этой ерундой.

Трейси села у стола, возмущаясь про себя, что миссис Эрим так бесцеремонно назвала ее «молодой девушкой». Даже в детстве она нередко чувствовала себя старше Анабель. Майлс Рэдберн подошел к столу. Его руки набивали табаком из мешочка трубку, сделанную из корня верескового дерева, безразличные глаза больше не смотрели на собеседницу. Он быстро оценил ее, понял, что она не имеет абсолютно никакого значения для него и тут же, казалось, забыл о ней. Столь пренебрежительное отношение вновь возмутило Трейси Хаббард, но она взяла себя в руки и решила отныне думать только об одном: как уговорить этого человека разрешить ей остаться.

Раскурив наконец трубку, Майлс Рэдберн беспечно сдвинул кипу бумаг на край стола, сам устроился на другом углу и принялся покачивать длинной ногой. Из трубки к потолку потянулся голубоватый дымок с довольно приятным запахом.

– Можете начинать, – повелительно сказал он. – Выкладывайте свою историю. Я пообещал Сильване выслушать вас. Но только выслушать и ничего больше.

Трейси выпрямилась и посмотрела прямо ему в глаза.

– Мистер Хорнрайт считает, что вы работаете над очень нужной, важной и в высшей степени интересной книгой. Турецкие мозаики занимают выдающееся место в истории мирового искусства, и…

– Пощадите! Ради Бога, избавьте меня от этих рекламных текстов, – прервал ее Майлс Рэдберн. – Я сам прекрасно знаю, почему делаю то, что делаю. Меня интересует совсем другое: что вы здесь делаете? Я предложил Хорнрайту прислать мисс Бейкер. Вы что же, считаете, что можете заменить ее?

Трейси была сыта по горло пренебрежением к себе… Сначала миссис Эрим, теперь этот холодный и несимпатичный сноб.

– Вы еще не готовы к тому, чтобы вами занялась мисс Бейкер! – вспылила она. – Стоит ей бросить только один взгляд на это… на этот беспорядок!.. и она отправится прямиком домой. Думаете, ей захочется ковыряться в этих горах? Да она исчихается, если залезет в них! – И Трейси жестом, выражающим насмешку, показала на обеденный столик, на котором гора бумаг достигла опасной высоты и в любую минуту грозила обрушиться вниз, как снежная лавина.

Рэдберн сердито посмотрел на нее серыми глазами, в которых даже при большом желании трудно было отыскать хоть искорку теплоты. Все-таки в нем еще остались человеческие эмоции, подумала Трейси, хоть злиться он пока еще не разучился.

– Я могу найти все, что мне требуется, в течение нескольких секунд, – заявил художник. – И не хочу, чтобы кто-то посторонний устраивал мне тут беспорядок.

– Устраивал вам тут беспорядок! – насмешливым эхом откликнулась Трейси, забыв, что она должна уговаривать, задабривать Рэдберна и даже льстить ему. – Никогда в жизни не слышала ничего глупее. Посмотрите… нет, вы только посмотрите на это!

Трейси, как маленький циклон, вскочила со стула и сунула обе руки в бумажную гору на столе. Пару секунд гора дрожала, потом большая часть бумаг съехала со стола и рассыпалась по полу у ее ног. Негодование покинуло ее так же быстро, как и пришло, и она с ужасом уставилась на разрушение, вызванное собственными руками, не осмеливаясь поднять глаза на Майлса Рэдберна.

Долгое, не сулящее ничего хорошего молчание неожиданно нарушил громкий звук. Майлс Рэдберн чихнул и… уже не мог остановиться. Он чихнул еще дважды, громко и яростно высморкался, хотел было что-то сказать, но это у него не получилось, и он быстро и оглушительно громко чихнул еще четыре раза подряд.

Неожиданно в памяти Трейси Хаббард возникла картина из далекого прошлого. Она вспомнила разгневанное лицо своего отца и с трудом подавила неожиданный приступ смеха.