Галина Романова - Завтра не наступит никогда

– Ты!.. Ты мужлан, скотина, убирайся!!! – гневалась она, прикладывая свой носовой платок к рассеченной брови ее нового любимого. – Думаешь, ты кулаками вернуть меня сможешь?! Думаешь, я прямо сейчас с тобой пойду?! Я ушла от тебя, Орлов, понимаешь!!! Ушла!!!

Он не понимал. Не понимал, что могло случиться за те три месяца, пока он охранял где-то далеко чужой покой. Он ведь ее руки со своей шеи еле оторвать сумел перед автобусом, когда уезжал. И потом еще пару недель слушал ее плач по телефону. И скучает, и любит, и тревожится. Что же могло случиться?! Успокоилась? Разлюбила? Утешилась?

Больно Орлову было так, что дышать не мог, под ребрами что-то постоянно кололо и кололо. У него так было, когда мать хоронил. Теперь вот снова накатило. Еще и коленки разнылись, аж припадать на обе ноги стал.

– Что это ты, Орлов, как подстреленный ходишь? – приставал к нему Левин в то тяжелое для Гены время. – Подстрелила тебя твоя касатка, так? На обе ноги захромал, ай-ай-ай!!! А я всегда говорил, не надо связываться с такими красивыми суками! Выбрал бы себе бабу попроще, она бы тогда точно дождалась. А то на Ольгу он глаз положил. Да ты не успел уехать, к ней очередь выстроилась. Я как-то мимо ее дома ехал, видел! В три круга вокруг дома хвост той очереди…

Если бы Орлов дал ему в зубы, тесть Левина его точно бы убрал из отдела, уволив за нарушение. А кого-нибудь поподлее на место Гены поставил бы. Он тогда не мог себе позволить такую вольность. Ребята из его команды не простили бы, что он из-за неверной бабы их предал. Их бы всех по одному ставленник начальника поглодал. А за Орловым они были как за стеной. А теперь…

Один за другим положили рапорты на стол Орлова его пацаны.

– И ты, Гена, уходи. Не отдел, а гадюшник! – обнимал Орлова за шею корефан Стас, когда они обмывали его перевод в соседний район в его гараже.

– Куда уходить-то, Стас? Что я умею, кроме как урок ловить?

– Так и я не на завод ухожу, – таращил на него пьяные глаза друг. – Я в соседний РОВД ухожу. Давай следом за мной.

– Посмотрим… – отвечал он уклончиво, хотя знал, что не уйдет.

Он не мог проиграть этой паскуде с обильным слюноотделением. Не мог позволить ему насладиться победой. Он не любил проигрывать. Мог проигрывать, но достойному. Как, к примеру, тому каратисту. Пацан боролся честно. И бился правильно, без подвохов.

А Левин – гнида. Он честно не может. Он только через подставу. И ему позволить взять над собой верх Гена не мог.

– Если тебе все ясно, Геннадий Васильевич, то я вас больше не задерживаю. Ступайте, инструктируйте нового сотрудника. Он вас заждался у вашего кабинета.

И мерзкий человечишко с капитанскими погонами мелко, хрипло рассмеялся.

– А болтают, что она прехорошенькая, – вдруг заговорил Орлов, медленно поднимаясь.

Разве он мог позволить, чтобы последнее слово осталось не за ним, разве упустил бы возможность вогнать поганый левинский смех ему обратно в глотку? Нет, конечно! Это в нем, наверно, ген родовитых Орловых зашевелился.

– А что? – потускнел сразу Левин, с неприязнью разглядывая туго натянутый китель на широченных плечах бравого лейтенанта Орлова. – Что меняет, хорошенькая она или нет?

– Да нет, я так, – одно плечо чуть поднялось и опало, голова даже не повернулась. – Если хорошенькая, то, наверно, ее прямо на столе в кабинете можно будет?.. Чего время терять на поиски, если все под рукой. Спасибо начальству!!!

Левин аж захрюкал от возмущения, но сказать в широкую сильную спину ничего не успел. Орлов уже ушел. Если бы ему довелось узнать, какие демоны сейчас разрывали душу лейтенанта, он бы остался доволен.

Вот сука!!! Решил все же додавить!!! Решил, что таким вот мерзким подставным способом заставит Орлова написать рапорт. Орлов последний, наверное, в их РОВД остался, кто не брал, не стучал, не подставлял, а просто работал. Он у них, как прыщ на заднице, торчал, который не задеть нельзя было. Он ведь молчать не мог. Нет-нет да подковырнет мздоимцев так, что у тех хребет дыбом топорщился. Стоит тот бедолага и думает, а что, если тот сизый дядя, которому без денег было отказано в возбуждении уголовного дела, а за деньги – пожалуйста, и правда из службы собственной безопасности?! Что, если Орлов не соврал, когда намекнул на это?!

Бельмом Орлов был, прыщом и мозолью. От такого надо было как можно скорее избавляться. А как?! Как избавишься, если у него процент раскрываемости самый лучший не только по району, но и по городу? Как избавишься, если один из парней из его отдела ушел как раз в эту самую службу собственной безопасности? Может, он им стучит? Может, так и ждет случая, чтобы зацепиться и всех под суд отдать? А вот кабы он ушел! Сам бы взял и ушел, а!

А он не уходил и не уходил. Уже и весь отдел его развалился, он все равно сиднем сидит. И пашет, и пашет, пашет как проклятый. Ночью уходит с работы и часа через три-четыре возвращается. И даже о помощниках не заикается.

Ну, ничего, они ему и без его ходатайств помощника подсуропили. Век помнить будет такую заботу от начальства. В чем подвох? Так ведь девку необстрелянную со студенческой скамьи ему в отдел сунули. Пускай теперь повозится с ней и сопли ей повытирает. Что-то теперь с его раскрываемостью станет, а? А то, понимаешь, лучший он!..

Девица не понравилась Орлову с первого взгляда. Со второго он понял, что стойкая неприязнь будет сопровождать их отношения вечно и ничто уже не способно исправить ситуацию.

Очки на маленьком носике. Волосики серенькие в тугом пучочке на затылке. Серая юбка до коленок. Какие-то нелепые туфли на толстом каблуке. Сизая кофта с застежкой под самый подбородок. Там, где должна быть грудь, – какие-то оборки, оборки. Попробуй угадай, есть что под кофтой или только шелковое жабо топорщится.

– Отличница? – спросил он вместо приветствия.

– Нет.

Строгие глаза цвета талой воды смотрели на него сквозь тонкие стекла с легкой усмешкой, и это Орлову не понравилось.

Что же, и эта тля вздумала над ним насмехаться? Мало ему Левина! Так теперь еще и эта? Может, сродни она капитану, а?

– А кто же? Удовлетворительница?

Он пропустил ее мимо себя в кабинет, специально встав в дверном проеме так, чтобы девушке пришлось протискиваться. Должно же было ее что-то смутить. Но девица проскользнула так виртуозно, что меж ними и еще одна такая же прошла бы.

– Из троечниц мы, Геннадий Васильевич, – она протянула ему узкую ладонь, пожала руку по-мужски крепко. – Влада… Влада Владимировна Удалова.

– Орлов, – буркнул он, быстро избавляясь от женской ладошки, оказавшейся очень сильной. – А что же из троечниц-то, Влада Владимировна?

– Так не захотела быть удовлетворительницей, – просто ответила она, погасила улыбку и кивнула на пустой стол у окна, как раз напротив его стола. – Можно занять тот стол?