Слуги этого мира - Мира Троп
– Точно. За разговорами с ней и оглянуться не успеешь, как я приеду. Надолго приеду, и в этот раз у нас все получится.
Она утерла щеки и кивнула.
– Нет, серьезно. – Он освободил одну руку и взял ее ладонь в свою прежде, чем она успела спрятать за ней лицо. – Верь мне и не сомневайся. Думай лучше о том, как мы назовем наших потомков, и готовься к хлопотам. Не думай о плохом. Мы не имеем права сомневаться в силах собственных детей, иначе они почувствуют, что мы боимся за них, и решат, что их во внешнем мире, полном опасностей, не особо ждут.
Она испуганно охнула и вытерла лицо второй раз – насухо. Кажется, его слова подействовали на Ми-Кель самым сильным образом.
– Я не сомневаюсь в них, они сильные… Я их жду… Я н-не плачу…
– Вот и хорошо. – Ти-Цэ нежно улыбнулся и притянул ее к себе за вторым поцелуем. – Пусть знают, что они для родителей – самые желанные, а снаружи их ждут не только испытания, но и много-много приятных переживаний. Я уезжаю всего на год, а у тебя еще много работы. Пообещай, что к моему возвращению построишь самое уютное гнездо, какое только способна вообразить. – И прошептал ей на ухо, чтобы она осталась единственным свидетелем его слов: – В следующий раз ты услышишь от меня «нет», только если попросишь дать тебе отдышаться. Поверь, тут уж я буду беспощаден.
– Об…обещаю, – выговорила она с дрожащей улыбкой и рассмеялась.
Ми-Кель справилась со своими чувствами и наклонилась к нему еще раз, чтобы сорвать третий, заключительный поцелуй. Ти-Цэ вытянул шею навстречу. И почувствовал, как из-под пальцев выскальзывает опора.
Еще до того, как их губы успели вновь соприкоснуться, Ми-Кель хлестнула острым кончиком хвоста по ветвям чуть выше пальцев супруга. Она улыбнулась сквозь слезы, глядя на то, как растерявшийся Ти-Цэ соскальзывает вниз.
Он успел ухватиться за одну из веток у самой земли, но через мгновение и она вместе с ним упала на розовый сугроб лепестков и цветов. Ти-Цэ вскинул голову.
– Иди! – крикнула Ми-Кель. – Следующий поцелуй получишь, когда вернешься, и не раньше!
Ти-Цэ поднялся на ноги. Неудовлетворенные уста горели огнем, но он искренне порадовался тому, что прощание с Ми-Кель закончилось именно на такой ноте.
Он поклонился супруге до земли, махнул напоследок, подхватил мешок и поспешил нагнать Помону, которая медленным шагом удалялась от их древа.
***
Верхом на иритте они помчали в путь.
Помона редко просила Ти-Цэ остановиться на привал и почти не разговаривала. Она была поглощена раздумьями о том, что поведал ей Ат-Гир, и о том, что ей теперь предстояло делать дальше. Некоторые элементы культуры йакитов, которые проникли в жизнь человечества, она хотела искоренить, другим – не собиралась подражать (к примеру, детоубийцам, которые отсеивали хоть сколько-нибудь слабых от сильных, в Пэчре было не место). Но и вдохновилась на несколько идей, одну из которых уже скоро приняла железное решение воплотить в жизнь.
– В поселении еще есть древесина? – спросила как-то Помона у Ти-Цэ на одном из привалов.
– Да. Что бы вы хотели построить?
– Работа несложная, – уклончиво сказала она. – Мне нужно, чтобы все было готово до того, как я выйду в Пэчр с публичным выступлением.
Она пообещала рассказать ему все в подробностях сразу, как они доберутся до поселения, и Ти-Цэ придержал настойчивые вопросы до обозначенного срока.
***
Через восемь дней рано поутру, за час или два до окончания комендантского часа, они вышли из пшеничного поля на первую ровную улочку Пэчра.
На голову Помоны был наброшен капюшон, но в конце концов она откинула его, чтобы как следует осмотреться по сторонам. Она обращала внимание на каждую мелочь, каждую деталь своего маленького мира, словно и не было тех долгих лет, которые она провела здесь. При виде домов из темного дерева ее пробирала дрожь.
Стражи приветствовали Помону и Ти-Цэ, когда они проходили мимо наблюдательных постов, и когда очередной служащий позвал их по имени, чтобы кивнуть им, за закрытыми ставнями у него за спиной раздался звон и треск разбившегося глиняного горшка.
Помона вздрогнула и отошла на два шага: кто-то в том доме не спал и очень не вовремя прошел мимо закрытого окна. Ставни задрожали: женщина с той стороны охала, кричала, требовала открыть окно. Страж красноречиво бахнул ладонью по подоконнику, но та угомониться не желала. Судя по нарастающим многоголосым воплям, она подняла на ноги всю семью, чтобы сообщить о возвращении Помоны в Пэчр.
Помона с трудом оторвала от дрожащей оконной рамы взгляд и пошла дольше, увлекаемая за руку Ти-Цэ. Она не сомневалась, что в первой половине дня о ее возвращении узнает все поселение. Закрывая глаза, она уже видела бушующую у Серого замка толпу, требующую ответов.
Помона почувствовала, как крепко сжал ее руку Ти-Цэ.
К тому моменту, как закончился комендантский час и женщина побежала к соседям, чтобы рассказать удивительную новость, сытая и переодевшаяся Помона уже стояла в своих покоях в Сером замке и раздавала поручения. Она объясняла Ти-Цэ и еще нескольким йакитам, что и как требуется построить, и попросила передать от ее имени поселенцам, что она выйдет к ним через три дня.
***
Трое суток Помона не выходила из своей комнаты: ткала мантию и вносила последние штрихи в свою развертку души, прерываясь только на еду и часы беспокойного сна. Она рисовала, стирала и снова рисовала на каменном холсте людей, оживляя их образы, наделяя каждого своим собственным орудием труда, и йакитов, пока не изобразила их с женами и детьми на плечах, обводящих широким жестом Пэчр – мир, населенный их сводными семьями. Помона не могла знать наверняка, по душе самим йакитам то, как хотела бы их видеть Помона, но улыбка Ти-Цэ, который первый увидел ее завершенную работу, внушила Помоне спокойствие.
Что до мантии, то она не стала ткать на ней ни замысловатых рисунков, ни даже узоров. Простая, однотонная и однослойная мантия, но с вырезом необыкновенной формы. Никогда прежде она не носила вещей со столь открытым декольте, но сейчас для того был самый подходящий случай.
В предшествующую роковому дню ночь разыгралась гроза. Помона сидела на голом полу под оконной рамой и обнимала колени. В руке она держала затертый рисунок младшей сестры.
Человечество проходило естественный отбор, возможно, ничуть не гуманнее того, который готовил сыновьям йакитов Дикарь в джунглях. Проходил его каждый человек в Пэчре, сам того не осознавая. И Ида в том числе.
Помона стиснула рисунок крепче, будто через него могла заставить Иду ощутить свое присутствие. Она должна была сделать все, чтобы люди выжили. И сделает. Силой заставит их приспособиться, если понадобится. Но не даст
