Джон Ирвинг - Мужчины не ее жизни
У Харри Хукстры были маленькие квадратные пальцы — и никаких колец. На тыльной стороне его гладких, сильных рук почти не было волос.
— Вы не собираетесь арестовывать меня? — снова спросила Рут.
— Конечно нет! — сказал ей Харри. — Я просто хотел поблагодарить вас. Вы оказались хорошим свидетелем.
— Я могла бы спасти ее, если бы сделала что-нибудь, — сказала Рут. — Но я боялась пошевелиться. Я могла бы броситься прочь или попытаться ударить его — может быть, торшером. Но я ничего не сделала. Я боялась пошевелиться — я не могла пошевелиться, — повторила она.
— Вам повезло, что вы не пошевелились, — сказал ей Харри. — Он бы убил вас обеих, по крайней мере попытался бы. Он был убийца — убил восемь проституток. И не всех так легко, как Рои. А если бы он убил вас, то у него не было бы свидетеля.
— Не знаю, — сказала Рут.
— Я знаю, — сказал ей Харри. — Вы правильно поступили. Вы остались живы. Вы были свидетелем. И потом, он почти слышал вас — он сказал, что было мгновение, когда он услышал что-то. Наверно, вы пошевелились.
У Рут мурашки побежали по коже, когда она вспомнила, как человекокроту показалось, что он услышал ее, — он таки ее услышал!
— Вы говорили с ним? — тихо спросила Рут.
— Незадолго до его смерти, — сказал Харри. — Поверьте мне — хорошо, что вы испугались.
Дверь в комнату Рои открылась, и оттуда, украдкой бросив на них взгляд, стыдливо вышел человек. Аннеке Сметс потребовалось несколько минут, чтобы привести себя в порядок. Харри и Рут дождались, когда она займет свое место в дверях.
— Моя свидетельница чувствует себя виноватой, — объяснил Аннеке по-нидерландски Харри. — Она думает, что могла бы спасти Рои, если бы не боялась выйти из стенного шкафа.
— Единственное, чем твоя свидетельница могла бы спасти Рои, — это стать ее клиенткой, — ответила Аннеке тоже по-нидерландски. — Я хочу сказать, она должна была стать клиенткой вместо того, кого выбрала Рои.
— Я тебя понимаю, — сказал Харри, но переводить это для Рут не счел нужным.
— А я думала, ты уже на пенсии, Харри, — сказала Аннеке. — Чего это ты еще работаешь?
— Я не работаю, — сказал Харри Аннеке.
Рут могла только догадываться, о чем они говорят.
На пути назад в отель Рут заметила:
— Она здорово растолстела, эта девушка.
— Еда лучше героина, — ответил Харри.
— А вы знали Рои?
— Рои была моим другом, — сказал ей Харри. — Мы как-то даже собирались вместе съездить в Париж, но этого так и не случилось.
— Вы с ней спали когда-нибудь? — отважилась спросить Рут.
— Нет. Но хотел! — признался Харри.
Они снова пересекли Вармусстрат и вернулись в квартал красных фонарей, пройдя мимо старой церкви. Всего несколькими днями ранее тут грелись на солнышке южноамериканские проститутки, но теперь в открытых дверях стояла только одна женщина. Погода была прохладная, и женщина накинула себе на плечи длинную шаль, но все равно было видно, что на ней нет ничего, кроме бюстгальтера и трусиков. Проститутка была колумбийкой, и говорила она на творчески переработанном английском языке, ставшем главным языком де Валлена.
— Святая матерь, Харри! Ты будешь арестовать эта женщина? — выкрикнула колумбийка.
— Мы просто вышли прогуляться, — сказал Харри.
— Ты мне говорить, что ты на пенсия! — в спину им сказала проститутка.
— Я и есть на пенсии! — откликнулся Харри.
Рут отпустила его руку.
— Вы вышли на пенсию, — сказала Рут голосом, которым она пользовалась на чтениях.
— Да, — сказал бывший полицейский. — После сорока лет работы…
— Вы мне не сказали, что вышли на пенсию, — сказала Рут.
— Вы не спрашивали, — ответил бывший сержант Хукстра.
— Если вы допрашивали меня не как полицейский, то в каком именно качестве вы меня допрашивали? — спросила его Рут. — Какие у вас есть полномочия?
— Никаких, — весело сказал Харри. — И я вас не допрашивал. Мы просто немного прогулялись.
— Вы на пенсии, — повторила Рут. — У вас слишком молодой вид для пенсионера. Сколько же вам лет?
— Пятьдесят восемь.
У нее снова мурашки побежали по коже, потому что именно столько лет и было Алану, когда он умер; и тем не менее Харри казался ей куда моложе — он и на пятьдесят не выглядел, и Рут знала, что он в прекрасной форме.
— Вы меня провели, — сказала Рут.
— Там, в стенном шкафу, когда вы смотрели сквозь щель в занавесках, — начал Харри, — происходящее интересовало вас как писателя или как женщину? Или и то и другое?
— И то и другое, — ответила Рут. — Вы продолжаете меня допрашивать.
— Я хочу сказать вот что: сперва я начал следить за вами как коп, а позднее я заинтересовался вами и как коп, и как мужчина.
— Как мужчина? Вы пытаетесь меня закадрить? — спросила его Рут.
— А еще и как читатель, — продолжал Харри, оставляя ее вопрос без ответа. — Я прочел все, что вы написали.
— Но как вы узнали, что свидетель — я?
— «Эта комната вся была в красном, а еще краснее ее делал красный колпак на торшере», — процитировал ей Харри из ее же романа. — «Я так нервничала, что проку от меня было мало, — продолжал он, — я не смогла даже помочь проститутке развернуть туфли носками вперед. Я подняла одну — и она тут же выпала у меня из рук».
— Хватит, хватит, — сказала Рут.
— Ваши пальцы были только на одной из туфель Рои, — добавил Харри.
Они уже вернулись в отель, когда Рут спросила его:
— И что вы теперь собираетесь со мной делать? Этот вопрос застал Харри врасплох.
— У меня нет никакого плана, — признался он.
В холле Рут сразу же увидела журналиста, который должен был брать у нее последнее интервью в Амстердаме. После этого день у нее был свободен. Она собиралась сводить Грэма в зоопарк. Еще она ориентировочно договорилась о раннем ужине с Маартеном и Сильвией, а с утра пораньше собиралась отправиться в Париж.
— Вы любите зоопарк? — спросила Рут у Харри. — А в Париже когда-нибудь были?
В Париже Харри выбрал отель «Дюк де Сен-Симон» — он слишком много читал об этом отеле, чтобы останавливаться где-то в другом месте. А когда-то он воображал, что остановится здесь с Рои, в чем и признался Рут. Харри обнаружил, что может говорить Рут что угодно, даже что купил лотарингский двойной крест (который он подарил ей) за гроши и что вообще-то купил его для проститутки, но та покончила с собой. Рут сказала, что этот крестик нравится ей даже еще больше из-за связанной с ним истории. (Все дни и ночи, что они провели в Париже, она не снимала крестика.)
В их последнюю ночь в Амстердаме Харри показал ей свою квартиру на западе города. Рут поразилась количеству книг в его библиотеке и тому, что он любит готовить и покупать еду и топить камин у себя в спальне даже в теплую погоду, когда можно спать с открытыми окнами.
Они спали вместе, а языки пламени мелькали на книжных шкафах. Уличный воздух шевелил штору — ветерок был мягкий и прохладный. Харри спросил, почему у нее правая рука сильнее и больше, и она рассказала ему всю историю о своих занятиях сквошем — включая и тягу к плохим любовникам, и Скотта Сондерса, и то, каким человеком был ее отец и как он умер.
Харри показал ей свое нидерландское издание «De muis achter het behang». «Мышь за стеной» была его любимой книгой в детстве, когда его английский был еще недостаточно хорош, чтобы читать по-английски почти всех авторов, писавших не по-нидерландски. Он читал по-нидерландски и «Шум — словно кто-то старается не шуметь». В кровати Харри читал ей вслух нидерландский перевод, а она цитировала ему английский текст по памяти. (О человекокроте Рут все помнила наизусть.)
После того как Рут рассказала Харри историю ее матери и Эдди О'Хары, она ничуть не удивилась, когда выяснилось, что Харри читал все детективы о Маргарет Макдермид (она раньше считала, что полицейские читают только детективы), но ее поразило вот что: оказывается, Харри читал и все романы Эдди О'Хары.
— Ты зачитал всю мою семью! — сказала ему Рут.
— Неужели все твои знакомые — сплошь писатели? — спросил ее Харри.
В ту ночь на западе Амстердама она уснула, положив голову на грудь Харри, ни на секунду не забывая, как естественно играл он в зоопарке с Грэмом. Сначала они подражали разным животным и звукам, производимым птицами; потом они пытались определить разницу в запахах, издаваемых разными животными. С головой на груди Харри Рут проснулась, когда было еще темно: она хотела вернуться в свою кровать до того, как проснется Грэм в комнате Аманды.
В Париже расстояние от отеля Харри на рю де Сен-Симон до того места, где официально остановилась Рут — в отеле «Лютеция» на бульваре Распай, — было рукой подать. Во дворике отеля «Дюк де Сен-Симон» кто-то каждое утро включал поливальный шланг, и звук воды будил их. Они молча одевались, и Харри провожал ее до отеля.
