Владимир Романовский - Вас любит Президент

– Сколько раз тебя нужно просить, чтобы ты не врывался без спросу и без стука? – сказал Марти. – Когда-нибудь я тебя просто пристрелю по ошибке. – Он протянул руку и открыл окно. Гавин посмотрел на окно с сомнением. – Что за конверт толстый у тебя в руках?

Гавин помолчал, давая понять, что дружелюбное ворчание капитана его нисколько не забавляет.

– Помните дело ЛеБланка, капитан?

– Помню. Пять лет назад. Мой предшественник занимался. А что?

– Оказывается, он не при чем. ЛеБланк. Насиловал не он. Собрали ДНК и нашли настоящего. ЛеБланка скоро отпустят на свободу.

Марти взял у Гавина конверт.

– Помню, Лерой что-то говорил тогда…

– Ну да? – неприязненно и саркастически спросил Гавин.

– Кстати, где Лерой?

– Только что прибыл, – сообщил Гавин, не глядя Марти в глаза. – У себя в офисе он.

– А это – новый подозреваемый? – спросил Марти, просматривая досье.

– Да, но это еще не все.

– Валяй, рассказывай, – сказал Марти, вздохнув.

В этот момент в офис вошел Лерой.

– А, вот и он, – ядовито сказал Гавин. – Лерой, на тебя давеча пришла жалоба … ну, знаешь … наша любимая школа. Сказали – расистские интонации…

– Ага, – сказал Лерой. – Заткнись, Гавин.

– Расистские? – переспросил Марти.

Лерой пожал плечами.

– Что-то конкретное? – спросил Марти, глядя на Гавина.

– Слушайте, капитан, – сказал Лерой. – Тот, кому в голову пришла блестящая идея построить комплекс высотных зданий для неимущих прямо посреди престижного района с наследниками и дорогими кабаками, не должен теперь жаловаться. Думать следовало вовремя.

– Придержи язык, Лерой, – сказал Марти.

– Придержу, когда надо будет. Нельзя же, право слово, ожидать от ватаги трущобных ребят, чтобы они бросили продавать наркотики по малой и занялись изучением Ренессанса просто потому, что они вдруг оказались живущими в двух кварталах от коллекции живописи.

– Это не имеет отношения к твоему визиту туда, – заметил Гавин.

– Меня попросили, я нанес визит.

– Ты избил трех подростков и двух охранников. Ты употреблял расистские эпитеты.

– Это не эпитеты. Это знаки внимания и умиления. Нормальный ежедневный межрасовый обмен. Как поживаешь, хонки? Все нормально, собака, а как ты, ниггер? Нормальная речь.

Марти чуть не засмеялся, но вовремя взял себя в руки и бросил враждебный взгляд на Гавина.

– Ничего нормального, – сказал Гавин. – Есть стандарты, которым нужно следовать. Есть такая вещь, называется – профессионализм.

– И, знаете ли, подростки – это преувеличение, – продолжал Лерой, игнорируя Гавина. – Эти подростки выше меня ростом, и тяжелее. А охранники собирались врезать мне по башке дубинками.

– Дубинками? – переспросил Марти.

– Врезали? – спросил Гавин с надеждой.

– Если мы не можем определить их в тюрьму хотя бы на пару месяцев, может стоит определить их в больницу на такой же срок. Пусть другие подростки подышат свободно до лета.

– Глупости, – заметил Гавин.

– Они, видите ли, капитан, – продолжал Лерой, не обращая внимания на Гавина, – дети эти – даже дойти до этой своей дурной школы не могли спокойно, эти трое постоянно ко всем цеплялись. Одиннадцатилетняя девочка позвонила. Она не собиралась ни о чем сообщать, ни о каких преступлениях, она просто хотела поставить нас в известность, нас, работников вот этого самого отделения, являющегося шанкровой сыпью на теле американской юриспруденции, что она нас всех ненавидит, поскольку мы – сборище расистских свиней, которые никого не защищают. Вот скажите – что на такое можно ответить? А? Что вы, взрослый, мускулистый мужик с пистолетом, ответите одиннадцатилетней пигалице, которая вам говорит, что боится ходить в школу, потому что эти трое там торчат, и говорят ей, что она должна им семь долларов? Что бы ты лично сказал ей, Гавин? – Лерой повернулся к Гавину.

– Они ей продали наркотики? – спросил Гавин.

– Ты что, либерал в таксидо? Какие наркотики можно купить за семь долларов, Гавин? Аспирин?

– Тебя отстранят от должности, Лерой, помяни мое слово.

Лерой презрительно фыркнул.

– Ты начинаешь действовать мне на нервы, Гавин. И мне это перестало нравится. Понятно?

– Хорошо, хватит, – сказал Марти. – Лерой, по поводу дела ЛеБланка – появился новый подозреваемый.

– Да, я слушаю.

Выражение лица Лероя не изменилось – осталось непроницаемым. Никто в отделении не помнил, чтобы Лерой хоть раз выразил эмоции мимикой. Не видели его ни улыбающимся, ни смеющимся. Когда его что-то раздражало или радовало, об этом можно было догадаться по интонации – и только.

– Есть какие-то идеи? – спросил Марти. – Мне позвонили, и я решил…

– Я изучал это досье, – сказал Лерой, пожимая плечами.

– Конкретнее.

– А вы изучали?

– Да.

– Вы уверены? – Лерой пожал плечами. – Уровень компетентности у нас тут поражает просто. Нет слов. Новый подозреваемый чуть выше пяти футов ростом. Ну-ка, дайте-ка … – Он схватил папку со стола Марти. – Ага, вот оно. Дата рождения – пять лет назад подозреваемому было четырнадцать, и был он наверняка еще меньше ростом. И именно он, судя по этом данным, ДНК и все прочее, изнасиловал тридцатидвухлетнюю женщину в два раза его тяжелее и на фут выше, в телефонной будке. Телефонных будок, с дверьми и ручками, в этом городе нет с того времени как Картер был президентом.

– А ну дай сюда! – воскликнул Гавин, выхватывая папку из рук Лероя. – Это опечатка.

– Морда твоя опечатка, – сказал ему Лерой.

Марти закатил глаза. Гавин полиловел.

– Ну хорошо, я разберусь, – сказал Гавин с натугой.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Марти. – Ну-ка, Гавин, давай лучше дело на Парк Авеню.

– Слушаюсь, сэр. Сейчас принесу.

Посмотрев ядовито на Лероя, он вышел, плотно прикрыв дверь. Но не хлопнул ею.

– Много себе позволяешь, Лерой, – сказал Марти.

– Урежьте мне зарплату.

– Мне нужно, чтобы ты разобрался с этой гадостью на Парк Авеню. А то мы все тут сядем в лужу до конца квартала.

– Не вижу проблемы, – возразил Лерой. – Успокойся, Марти. Скорее всего дело очень простое, раскрыть и забыть. Судебные следователи уже небось поинтересовались местом?

– Они все еще там.

– Попадет в прессу.

– Уже попало на телевидение. В этом и состоит проблема.

Лерой задумался.

– Странно, правда? – сказал он. – Что же сталось с изоляцией, избеганием остентации, и всем прочим? Эти несчастные богатые – они разве не желают больше ограждать себя от остального населения?

– Был также пожар. Привлек репортеров. Одно за другим, пошло-поехало.