Слуги этого мира - Мира Троп
Впервые за долгие дни, а то и годы, он спал крепко и без снов, как в далеком детстве, когда родители обжимали его с обеих сторон.
13
– Ти-Цэ, это что? – Помона указала на незнакомый ей плод, свисающий с ветви выше.
– Ах, это…
В голосе Ти-Цэ сквозило отвращение. Помона, которая протянула к нему руку, отдернула ее и внимательнее вгляделась в уродливый фрукт. Он напоминал почти прозрачный серый мешок в форме груши.
Мякоть внутри шевельнулась. Помона вскрикнула и отскочила назад.
– Такое случается, когда древо начинает умирать по-настоящему, – сказал Ти-Цэ. Его взгляд не отрывался от покачивающегося плода. – В персиках, которые еще где-то прорастают, заводятся паразиты. Они выедают мякоть, а затем созревают.
– Это как?
Но Ти-Цэ ничего объяснять не потребовалось: как раз в этот момент плод оторвался и упал Помоне под ноги. Гнилая кожура легко разошлась и вместе с забродившим кислым соком наружу показался толстый белый червь – опарыш невероятных размеров. Теперь, когда его не сковывала оболочка фрукта, он вытянулся во всю длину и принялся извиваться. Помона отшатнулась, и упала бы, если бы Ти-Цэ не подскочил и не схватил ее за руку. При желании этот червь мог бы трижды обернуться вокруг ее лодыжки.
Ти-Цэ не стал ждать, пока падальщик упадет с древа, и сам пинком скинул его на землю. Помона проводила его взглядом: он плюхнулся в сугроб опавших лепестков и скрылся из виду.
– Эти черви рано или поздно добираются до корней и начинают процесс разложения древа, – сказал он едва слышно, поглядывая через плечо на Ми-Кель.
Помона только сейчас обратила внимание на самку, которая сидела на древе у самого ствола. Она болтала ногой и глядела в другую сторону, словно там происходило что-то занимательное. Ми-Кель старательно игнорировала все, что происходило на ветви, пока Ти-Цэ не подошел и не положил руку ей на плечо.
Ми-Кель повернулась, выслушала то, что он прошептал ей на ухо, почти благодарно кивнула и расправила крылья. На мгновение, правда, замешкалась, и неуверенно взглянула на Помону. Ти-Цэ покачал головой и проводил взглядом соскользнувшую с ветви Ми-Кель.
– Сегодня вам стоит перейти на припасы, – сказал Ти-Цэ и подошел к палатке за мешком. – Для вашего организма изо дня в день завтракать персиками может быть вредно.
– Я не голодна.
Помона все еще посматривала вниз и выискивала в сугробе лепестков движение. Образ извивающегося червя в персиковом соке все еще стоял у нее перед глазами. Ее так мутило, что даже день без великолепного персика не мог ее расстроить.
Ти-Цэ недолго уговаривал ее поесть: он оставил попытки, когда вернулась Ми-Кель. Они разделили персики между собой и принялись за еду.
Помона больше не удивлялась этим двоим – целее будут нервы. На следующее утро после ссоры йакитов, три дня назад, Помона вышла из палатки и вновь застала их вместе, но на сей раз прямо на ветви, куда прежде не соглашалась подниматься Ми-Кель. С того момента они вели себя как ни в чем не бывало и больше не расставились. А может, стали даже чаще проявлять друг к другу не дюжую заботу. Между ними словно рухнул некий барьер, и они стали по-настоящему единым целым, идеальным дополнением и продолжением друг друга.
Впрочем, все же изменилось кое-что еще: Ти-Цэ как-то преобразился, внутренне приосанился, словно окончательно расстался с юношеством за ночь, проведенную с Ми-Кель. Изменения были неочевидными, но на каком-то уровне – фундаментальными, и даже сама Помона рядом с ним несколько окрепла духом. Что бы ни провернула с ним самка, или он сам ни провернул с собой, перемена явно пошла ему на пользу. И всем, кто его окружал, тоже.
Помона настороженно вглядывалась в ветви выше в поисках других зараженных плодов: хотела убедиться, что следующий червь не упадет ей на голову. Но тут разговор Ти-Цэ и Ми-Кель резко умолк. Помона обернулась, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидела переставшего жевать Ти-Цэ, который всматривался куда-то вдаль.
– Что случилось? – Помона подошла к ним: несколько последних шагов она сделала на корячках, в знак уважения Ми-Кель.
– Ми-Кель говорит, что видела процессию собирающихся на охоту йакитов, когда летала до нашего древа, – пробормотал Ти-Цэ и проглотил, наконец, содержимое своих щек.
– Идут на имэн?
Ти-Цэ кивнул.
– Я думал, они давно уже вышли на охоту. Должны были хотя бы на следующий день после того, как из города Старшим передали сигнал. Странно все это.
– Тебя могут приобщить к делу тоже? – спросила Помона.
– Не к охоте, – ответил он уклончиво. – Вас я не могу оставить по долгу службы. Но когда все городские уйдут, другое дело, если мне поручат…
Ти-Цэ не договорил и вытянул шею, глядя куда-то выше плеча Ми-Кель. Помона проследила за его взглядом и увидела вдалеке йакита, который легким бегом приближался к ним.
– Так и знал, – буркнул Ти-Цэ. Он без аппетита затолкал в рот остаток своего завтрака и отряхнул руки.
Ти-Цэ ухватился за тонкую ветвь, одну из тех, что свисали до самой земли, и соскользнул вниз, прямо к йакиту, который махнул ему рукой.
Это был Ит-Эн, один из городских. Он был при полном параде, но укол совести относительно своего внешнего вида Ти-Цэ почувствовал лишь самую малость. Ит-Эн тоже не сделал ему никакого замечания насчет униформы, в очередной раз дав понять йакиту, что отсутствие намордника волновало раньше только его одного.
Товарищи кивнули друг другу в знак приветствия.
– Охота? – в лоб спросил Ти-Цэ.
Глаза городского служащего округлились, но он тут же поймал взгляд Ми-Кель. И усмехнулся.
– А у тебя всюду глаза и уши, а? Интересно. Но в общем-то, да.
– Идут все?
Ит-Эн мотнул головой.
– Те, чьи самки в положении, остаются в долине. Идут только городские.
Ти-Цэ облегченно вздохнул: если Старшие дали добро на охоту без привлечения йакитов с других служебных точек и из самой долины, значит, популяция имэн под относительным контролем. Однако…
– Кто отдал вам приказ выдвигаться сегодня? – осторожно спросил Ти-Цэ.
– Тот Старший, который был ближе других к городу. Он же должен провести переговоры с Посредником человечества.
– Что? Он уже так скоро будет?..
– Ты удивлен? Разве не ты велел дать знать Старшему, что пережила в долине Помона, и просил, чтобы он приезжал скорее? Завтра утром, самое позднее – вечером, он будет здесь.
Ти-Цэ кивнул, но очень уж медленно, будто пытался дать себе пару секунд, прежде чем сумеет принять услышанное. Он не был готов к такому скорому расставанию с Ми-Кель, и мог поклясться, что чувствует, как она прямо сейчас буравит его затылок взглядом. Возможно, она уже догадалась, зачем пожаловал Ит-Эн – Ти-Цэ честно признался ей ранее о своей просьбе доставить Старшего в
