Лена Ленина - Новые цари

Они сидели на простых пластмассовых стульях на террасе кафе и молчали, словно заряжаясь энергией для бурного будущего. Виталий, как какой-то неуверенный подросток, думал, как бы ему обнять ее. Место было идеальное для поцелуев. Он представил себе звук скрипок из американских сентиментальных фильмов пятидесятых годов, но слышен был лишь стрекот цикад. Гляда на горизонт, он пытался вообразить ее возможную реакцию, от катастрофической в виде пощечины, до идиллической в виде поцелуя, длящегося полтора часа и плавно переходящего в бурную ночь. Слепая старуха прервала его план атаки, поставив на стол два стакана ярко-красного напитка и блюда с закусками. Лена подняла один из бокалов с выступившими на нем капельками влаги и произнесла тост:

— «Гильотина» — моя слабость. Изабель настоящая колдунья. Еще с давних времен она научилась готовить напиток, который очищает от демонов реальности. Выпьем же за жизнь и за любовь!

Виталий чокнулся с ней, глядя исподтишка на Изабель, которая действительно была похожа на колдунью со своей беззубой улыбкой и темными очками на морщинистом лице. Вкус «Гильотины» был настолько своеобразным, что ему, обученному быть настороже, захотелось выплюнуть эту ярко-красную отраву, но его удержал от этого произнесенный Леной тост за любовь. Чтобы подбодрить себя, он вспомнил, как впервые выпил странный и мифический для советского рынка напиток под названием пепси-кола. Его вкус тогда тоже показался ему отвратительно медицинским. Ему было восемь, и он заставил себя высосать всю маленькую бутылочку этой гадости, стоя в очереди в Мавзолей Ленина с мамой на Красной площади только потому, что другие дети с завистью и восторгом смотрели на него. Вот и сейчас Елена смотрела на него своим насмешливым взглядом, ожидая его реакции на напиток. Он решил, что ради нее готов полюбить даже «Гильотину», и одним глотком выпил напиток.

— Моему деду он бы понравился, — сказал Виталий одобрительно.

Легкая тень пробежала по Лениному лицу, она встала и облокотилась на чугунные перила террасы.

— Я что-то не то сказал? — встревожился Виталий.

— Нет-нет, просто мысль об этом поколении возвращает меня к плохим воспоминаниям моей семьи.

— Я понимаю, прости меня.

Он подошел и непроизвольно провел рукой по нежной коже ее щеки. Она позволила олигархическим пальцам повторить форму нежного овала, как драгоценный камень позволяет оправе обволакивать свои грани. Виталий наклонился и поцеловал ее. Долго. Кругом была уже полная ночь. Многочисленные лампочки зажглись по всему берегу на многие километры вокруг, а море освещалось лишь бликами луны, игравшими в его подвижных водах. Не было ни скрипок, ни филармонического оркестра, ни хора ангелов, но для Виталия горячее дыхание женщины, которую он держал в своих объятиях и стук их сердец звучали лучше самой прекрасной симфонии. Какой удивительный подарок послало ему небо на тридцатитрехлетие! Гирлянды разноцветных лампочек, обрамлявших террасу, придавали этой сцене волшебно-рождественский характер. Они были далеко не так пафосны, как пиротехнически профессиональный фейерверк на «Экстази», но эти простые бело-желто-красные огоньки наполнили его душу счастьем.

Финал был менее романтичным.

Ослепительный шквал вспышек фотоаппарата застал их в cамом приятном кульминационном моменте поцелуя, который русские почему-то называют французским, а французы — русским. Фотограф, который находился в нескольких метрах от них, как полоумный давил на пуск. Не дожидаясь, когда Виталий бросится за ним, папарацци сиганул через ограду и, добежав до тропинки, где был припаркован мотоцикл, запрыгнул на него и был таков.

«Hummer» охранников княжны, припаркованный за баром на каменистой дорожке, заурчал мотором и стал выруливать за удаляющимся красным огоньком мотоцикла. Виталий повернулся к Елене. Он был в ярости из-за того, что позволил подловить их журналистам, которые не останавливаются ни перед чем, чтобы заполучить сенсацию для какой-нибудь желтенькой газетенки. Он уже представлял себе заголовки: «Миллиардер и княжна» или «Русский роман» …

— Никчемные идиоты! — обругала вдогонку своих охранников Елена. Она подошла к Виталию чтобы обсудить происшествие, опасность которого он, похоже, недооценивал, а реакцию на которое, напротив, мог счесть чрезмерной.

— Дорогой Виталий, мы избежали бо2льшей неприятности, чем кажется. Вы скажете, что это всего лишь фотографии, но тот, кто их заказал и направил к нам своих ищеек, хочет мне навредить и, к сожалению, вам тоже.

— Что все это значит? Если вы боитесь быть скопоментированной, то мои адвокаты завтра же всех заткнут.

— Поздно, Виталий, уже поздно.

Издалека донеслись выстрелы, по звуку напоминающие АК47. Виталий поежился.

— Вот видите, они не довольствуются лишь щелчками фотоаппарата… Пойдемте отсюда! — Она легонько подтолкнула его к выходу.

— Лена, вы должны мне все объяснить! — Он старался не повышать тона. Вытащив один из мобильных, Виталий увидел более двадцати неотвеченных вызовов. Он собрался позвонить Антону, но Лена жестом его остановила.

— Позднее, Виталий, позднее. Пообещайте сохранить наше знакомство в тайне. Моя семья и так испытывает сейчас жуткий прессинг. Я вам как-нибудь все объясню…Позднее.

Она еще что-то говорила, пока они садились в подошедший «Hummer», торопясь вернуться во дворец. По дороге они молчали, и это молчание было невыносимым. Вооруженные охранники были спокойны, но каждый метр в ночи казался испытанием для их тренированных глаз. Они проскочили сквозь чугунные ворота, открывающиеся пультом управления, даже не притормозив.

Дворец был пуст. Казалось, вся его прислуга озабочена проблемами безопасности. Виталий поежился: а вдруг это ловушка? Вдруг кто-то просто захотел извлечь его из романовского суперзащищенного мира? А эта женщина — наживка? Он прогнал эту идиотскую мысль из головы. Виталий всегда помнил любимую фразу Сибиряка: «Паранойя не имеет ничего общего с уродливой патологией, она лишь признак здравого смысла в этом патологически уродливом мире». Виталий невольно улыбнулся: нужно самому быть параноиком, чтобы давать такие советы внуку.

Снова оказавшись напротив этого чудесного создания с идеальным силуэтом, Виталий обнял ее за талию и притянул к себе. Она мягко высвободилась.

— Ты должен уехать, Виталий. Я — опасная женщина. Опасная для всех, кто со мной сталкивается. Как-нибудь я расскажу тебе мою историю, Бог даст. Не знаю почему, но я тебе доверяю.

Виталий было запротестовал, но Елена приложила пальчик к его губам. В ее взгляде он прочел вызов. Ему страшно хотелось взять ее тут же, на мраморном полу вестибюля. Им овладело жгучее желание доказать ей, кто в доме хозяин. Но он сдержался. Как будто почувствовав внутреннюю борьбу в сердце миллиардера, княжна взяла его за руку и повела по лестнице, ведущей в частные покои.