Удачная подмена - Евгения Черноусова
– А мы кто? – запищал пацан, усевшись ей на спину.
– Иван царевич, – завопил другой, пытаясь спихнуть его с Лины.
– А вот и нет, – вцепился он в неё так, что блузка треснула. – Мы конёк-горбунёк!
Ушли только когда детей погнали на ужин. Вернулись в пиццерию, хозяева под впечатлением накрыли поляну. Выпили, бабы опять ударились в слёзы. Под настроение ещё Лина рассказала, что маленький мальчик Андрюша, с которым она изображала конька-горбунка, поделился с ней, что мама у него есть, она хорошая, только водку немножко пьёт, а вот папы нет, а хочется ему с папой на рыбалку ходить. Она первой ушла в машину, сказав водителю, что ее надо добросить до начала Московского проспекта. Андрей Павлович долго прощался с новыми знакомыми, а Лина, сильно уставшая за день, да ещё выпившая, незаметно вырубилась.
Проснулась она, когда машина затормозила у входа в заводоуправление «Фармэнса».
– Я же на Московский просила завезти, – взвыла она.
– Да ладно, зайдём, приведёшь себя в порядок и поедешь домой, – весело сказал пьяненький Андрей Павлович.
Лина пригнулась и поглядела на себя в зеркало заднего вида. Да-а, ей бы не на детский праздник, а на Хэллоуин.
В туалете она долго приводила себя в порядок, даже блузку пришлось зашивать, благо что дорожный набор с иголками-нитками всегда у неё в сумочке лежал. Когда вошла в приёмную, её встретил уже ставший привычным за этот день запах съестного. В животе заурчало, она с завтрака серьёзного ничего не съела: с ребятишками на полдник кусочек пиццы, потом в пиццерии ещё какой-то ерундой закусывала, роллами, вроде. У зама в кабинете стол накрыт, с ним брюнетка яркая, но уже почти невменяемая, Андрей Павлович, чувствуется, уже с ними принял.
– А водитель где?
– Я его отпустил, – сказал Олег Анатольевич.
– На чём же я добираться буду?
– Мы поужинаем, он поужинает, потом вызовем.
Спорить бесполезно, а после шести автобусы тут ходят редко. Села, навалилась на закуску. От выпивки уклонялась насколько возможно, но всё-таки ещё добавила. В момент, когда отвалилась от тарелки, обнаружила, что зам с брюнеткой испарились, а Андрей Павлович сидит, положив руку на спинку её стула и что-то бормочет. Отодвинулась. А этот толстяк вдруг ухватил её за грудь. Она вырвалась из потных объятий и выскочила в тёмный почему-то коридор. Её кавалер, что-то мыча, резвым козликом помчался следом. Добежав до лестницы и взглянув на освещённое фойе, решила, что мимо охраны не проскочит, и нырнула в боковой тёмный коридор. Сзади по-прежнему слышался топот, поэтому Лина продолжала бежать. По дороге она нажимала на дверные ручки, но все кабинеты, конечно, были закрыты.
Выбежала в фойе, освещенное через окно уличным фонарём. Кинулась к окну, разглядев, что здесь балкон. Пытаясь ухватиться за ручку двери, запуталась в шторе и обрушила карниз на пол. Зачем-то схватила штору и понеслась по коридору, волоча её за собой и наматывая на руку. Чуть не врезалась в дверь. Тупик. Зато в двери торчит ключ! Быстро повернула его и нырнула в дверь, переставила ключ на внутреннюю сторону и закрылась. Преследователь нажал на ручку, что-то проворчал, и неровные шаги зазвучали, удаляясь.
Лина огляделась. Она стояла на лестничной площадке. Лестница была широкой, от стены до стены. Справа балясины перил почти смыкались со стеной, над ними где-то над серединой лестничного марша было широкое, на три створки, но очень низкое окно, уличное освещение из которого падало на ступени. Дальше лестница поворачивала направо и скрывалась в темноте. Лина спустилась по ней и уткнулась в стену, включила фонарик на телефоне и увидела, что лестница снова повернула вправо и спускалась к двери. Свет всё того же уличного фонаря слабо пробивался через дверную щель. К сожалению, ключ от верхней двери нижнюю не только не открыл, но даже не вошёл в скважину.
Вернувшись на верхнюю площадку, Лина вгляделась в окно. Вроде бы, асфальт под ним. Значит, окно выходит на битумную крышу. Если бы не алкогольный кураж, Лина бы нипочём не полезла туда. А тут она взяла в руки туфли, закинула штору на плечо, залезла на перила и спиной к стене двинулась к окну. Да какое там окно, скорее, три форточки! Одну створку удалось открыть, а когда разворачивалась лицом к окну, умудрилась удариться о неё грудью. Лина подтянулась на подоконник, выкинула туфли на крышу, расстелила штору на подоконнике, чтобы не запачкаться, и полезла головой вперёд. Бабушка, помнится, говорила, что, если голова прошла, то и ты пролезешь. Ничего подобного, голова и руки прошли, а вот зад застрял.
– Это не таз, а целое джакузи, – простонала она.
Снова вернулась на перила, сняла юбку, выкинула её вслед за туфлями и снова поползла в окно. Подтянув живот и ободрав бока, всё-таки протиснулась наружу. Прошлась по краю площадки. Оказывается, Лина вылезла на крышу входного тамбура, пристроенного с конца здания на одном уровне с торцом. До земли тут было метра четыре, так что спрыгнуть не удастся. Назад лезть тоже не хотелось. Подвыпившая Лина расстелила штору у окна, положила под голову юбку, которая была явно чище пыльной офисной шторы, легла и беззаботно заснула.
Проснулась она часа в три. Серенький рассвет принёс прохладу, а её с бодуна и так трясло. Натянула юбку, повесила многострадальную штору на крюк с электрическими изоляторами, вбитый в стену здания со стороны улицы, поглядела вниз и вздохнула:
– Ну что ж, пожила на крыше. Эх, Карлсончик, где твой пропеллер с моторчиком!
И полезла по стене, цепляясь за штору. Как ни странно, спустилась благополучно. Подумав, решила не оставлять следы преступления, сдёрнула штору с крюка, порвав при этом, завернула в неё кусок кирпича и перебросила через забор во двор предприятия. Подошла к ближайшему дому, прочитала название улицы и вызвала такси.
Дома, выйдя из душа, стала считать раны. На груди наливалось синевой место ушиба об оконную раму. Приложилась изрядно, теперь придётся носить что-нибудь под горло или с неглубоким вырезом. Ноги натёрла и на пятках, и на внутренней стороне бедра. Ну, пока пятки не подживут, в сабо походит, а вот колготки в такую жару, чтобы бёдра не натирать – это же пытка! Со вздохом вытащила из шкафа джинсовые шорты стрейч, которые купила ещё зимой и по этому поводу до сих пор сама себе удивлялась. Ах, да,
