Сохейр Хашогги - Мираж

— Но я привез пиццу именно по этому адресу, леди.

Что-то в голосе показалось ей знакомым. Она сбежала вниз по лестнице и заглянула в глазок. Перед дверью стоял Брэд с огромной пиццей в руках. Дженна открыла дверь.

— Тебе повезло, что я голодна, — сказала она, не желая показать Брэду, как рада видеть его у себя, как она счастлива, что он не дал ей уйти просто так.

Сидя на кухне, Дженна старательно уничтожала аппетитную пиццу, предоставив Брэду говорить за двоих.

— Дженна, мы же совсем не знаем друг друга. Твоя мать еще жива?

— Нет, она умерла, когда я была еще подростком.

— Прости, должно быть, тебе было очень тяжело. — Брэд ласково коснулся ее руки. — Но позволь мне все же спросить у тебя: будь она жива, разве не махнула бы ты рукой на все ее глупости просто потому, что она твоя мать и ты ее любишь?

— Конечно, махнула бы, — призналась Дженна.

— Отлично, — обрадовался Брэд. — Вот я и говорю… Кстати, дама, которую так ненавязчиво предлагает мне мать…

— Уинки? — не без ехидства спросила Дженна.

— Да, Уинки. Боже милостивый, на самом деле ее зовут Гвендолин. Так вот, мы с ней дружим с шестилетнего возраста.

— Да? — В Дженне проснулся профессиональный интерес.

— В том-то все и дело. Мы сегодня устроили весь этот балаган только потому, что очень хорошо знаем друг друга. Послушай, она не станет возражать, если я тебе это скажу: весь Бостон, кроме моей матушки, знает, что у нее роман с одним актером.

— Понимаю.

— Что-то я сомневаюсь.

Оба вдруг рассмеялись.

— Кстати, — сказал Брэд, — может быть, стоит свести Абигайль с Каримом? Они, кажется, придерживаются одинакового мнения о наших с тобой встречах.

Дженна рассмеялась еще громче. Это была истинная правда. Ее сын, гарвардский студент, всерьез заболевший египтофилией, оказал Брэду прямо-таки ледяной прием, плохо замаскированный деланной любезностью. Но сейчас неодобрительное отношение Карима совершенно не волновало Дженну, и не потому, что ее перестал занимать собственный сын, нет, просто теперь она чувствовала, что ей нечего стыдиться в своих отношениях с Брэдом.

Брэд поцеловал ее, на этот раз не спросив разрешения. Их губы надолго слились.

— Значит, теперь мы жених и невеста? — Голубые глаза Пирса смотрели на нее совершенно серьезно.

— Жених и невеста?

— Отныне никаких Уинки. Только ты и я.

— Да, — ответила она, отбросив страхи и сомнения, не обращая внимания на занудный внутренний голос, шептавший ей, что по законам Соединенных Штатов и аль-Ремаля ее права на серьезные отношения с мужчиной, во-первых, ограничены, а во-вторых, просто не существуют.

Их помолвка означала очень многое: возможность искренне говорить с другим человеком, делиться с ним радостями и горестями. С человеком, который всегда будет на ее стороне, который помассирует ей уставшую спину и приготовит омлет, когда, кажется, у нее нет сил даже поесть. С человеком, которому ты небезразлична.

«Как я только ухитрялась столько лет обходиться без него? — думала Дженна всякий раз, глядя в бездонные синие глаза Брэда.

— У меня есть коттедж в Марблхеде, — сказал он вечером в среду, разыскивая в компьютере Дженны пропавший файл. — Думаю, дом тебе понравится. Почему бы нам не поехать туда на уик-энд?

— Идет, — согласилась Дженна, понимая, что Пирс приглашает ее не только для того, чтобы поваляться на пляже.

— И это коттедж? — вырвалось у Дженны при виде викторианского особняка, украшенного золоченой резьбой по дереву, лепным орнаментом и бронзовыми ручками и шпингалетами ручной работы. — У вас, уроженцев Новой Англии, странная любовь к умалению.

— Пуританское влияние. Мы чувствуем вину за то, что у нас все есть, и поэтому прикидываемся, что у нас нет ничего.

Проведя Дженну по всем восемнадцати комнатам дома, Пирс показал Дженне портреты своих предков, среди них были и грешники, и святые, и те, кто превзошел первых, так и не дотянув до вторых.

— Среди них был даже один пират. Но мой прапрадед Бенджамин — а это он построил этот дом — сказал, отказавшись поместить здесь портрет того негодяя, что для Кинкэйда Пирса достаточно быть повешенным один раз.

Дженна рассмеялась.

— Мне нравится это место. В нем чувствуется характер, как и в тебе.

— Я польщен. Скажи, это твое личное суждение или профессиональное?

— И то, и другое. — Это было правдой. Если она и была теперь в чем-то точно уверена, так это в том, что Брэд принадлежит к редчайшей в наше время породе: он был по-настоящему хорошим человеком. Обманув его, она испытала бы поистине физическую боль.

Хотя холодильники и морозильники в доме были забиты едой до отказа, Брэд настоял на том, чтобы поесть лобстеров, — «не в ресторане, а приготовленными на костре из плавника, разведенном на берегу моря своими руками, как Господь велел».

Казалось, в этом причудливом приморском городишке Брэда знали и любили все: полисмен, не спеша прохаживавшийся по улице, зеленщик, продавший им свежую вареную кукурузу, владелец рыбной лавки, который после долгих размышлений отобрал для них двух прекрасных лобстеров.

— Это самые лучшие, — уверил он Брэда, словно ему можно было дать только самое лучшее, другое просто не могло подойти мистеру Пирсу.

«Вот такой будет жизнь с ним, — подумала она. — Свобода, раскрепощенность и прекрасные отношения с миром. — Прекрати, — остановила она себя. — Ты не имеешь права даже мечтать об этом».

— Ты чувствуешь себя здесь, как дома, — заметила Дженна. — Кажется, даже лучше, чем в Бостоне.

— В детстве я проводил здесь каждое лето, да и потом приезжал почти на каждый уик-энд. Я всегда считал, что здесь должны и могут случаться только хорошие вещи. — Он провел ладонью по ее руке и ласково сжал ее пальцы. — Мне кажется, что ты тоже можешь так думать.

«Как бы я хотела, — подумала Дженна, — чтобы все в моей жизни было так просто».

— Почему ты так долго ждал? — спросила она, когда они варили лобстеров на костре, укрывшись в пещере на скалистом берегу. — Я хочу сказать, почему ты так медлил, прежде чем пригласить меня на свидание?

На какое-то мгновение он мысленно отстранился от нее.

— Наверное, я очень привержен традициям, — ответил он, помолчав. — Носить траур по любимому человеку — это традиция, и она кажется мне правильной.

Дженне понравился его ответ.

— Там, где я родилась, не оплакивают мертвых, во всяком случае, официально. Это считается нарушением религиозных законов. Но, зная тебя, я считаю, что это прекрасный обычай. — Поколебавшись, она помолчала, но потом все же спросила: — Но почему это оказалась я? Почему не одна из подходящих тебе женщин, которых так много в Бостоне?