Ирина Арбенина - Плохая хорошая девочка

Совершенно измученная, страдая от боли, голода и жажды, я некоторое время сидела на земле, сжимая в руке пистолет. И даже «потренировалась» немного: прорепетировала, приставляя его к виску. Палец лежал при этом на курке.

Все-таки я решила не торопить события…

Я дотянулась до воды и попила, зачерпывая воду из реки ладонями, а потом, все так же хромая, поторопилась убраться подальше от воды. Слово «торопилась», впрочем, тут неуместно. На путь к «своей» теплой расселине, к подножию Черной, я потратила, наверное, часа два, не меньше. Поскольку каждые пять-десять минут останавливалась, чтобы дать себе передышку от боли, которую вызывал каждый шаг.

Я вышла к тому месту, где оставалось пепелище от моего костра, и как подкошенная опустилась на землю. От усталости и… изумления.

То, что я увидела, подтверждало мои подозрения о том, что я все-таки сплю.

Костер снова горел… А рядом с этим весело пылающим костерком была установлена палатка! На земле лежало сваленное в кучу туристическое снаряжение. Кто-то разбил в «раю» лагерь. Кто? Для кого?

Диди не выказывал между тем никаких признаков волнения и преспокойно обнюхивал эти сокровища.

Но на всякий случай я поспешила уйти.

Некоторое время издалека, прячась за деревьями, я наблюдала: кто же появится в этом лагере?

Но никто так и не появился.

Кто бы они ни были, нужно возвращаться в лагерь. Другого выхода нет. Это лучше, чем замерзнуть.

— Есть тут кто-нибудь? — позвала я, приблизившись к палатке.

Те же тишина и пустота.

А мой верный и бдительный Диди опять был безмятежно спокоен. И лишь проявлял повышенный интерес к картонным коробкам, сложенным горой возле палатки.

Я обнаружила в них изрядный запас продуктов. Кофе, чай, консервированные фрукты, мясо и рыба. Мюсли, пакетики с кашей… Сухое молоко. Причем набор продуктов был сделан очень продуманно, правильно. Здесь было все, что могло бы понадобиться человеку для нормального рационального питания в «походных условиях».

А туристическое снаряжение — спальный мешок, палатка — было самого высшего класса. Среди других полезных и совершенно необходимых для выживания вещей, которые я также обнаружила в лагере, меня более всего изумила большая коробка, заклеенная скотчем…

То, что в ней находилось, не поддавалось уже вообще никакому объяснению. Это были краски, кисточки и бумага. И совершенное чудо. Здесь был даже небольшой «походный» мольберт!

Но первое, чем я занялась, были все-таки не занятия живописью. Я устроила себе грандиозный ужин.

Рыба, всплывающая брюхом вверх, — какая это все-таки гадость. Много хуже знаменитой «заливной рыбы», вошедшей в фольклор.

А тут были консервированное мясо, овощи… Даже компот из персиков. Это, право же, получше речной водички. В общем, я устроила пир.

А ведь обнаружился еще и плеер, диски… Bay!

Рок-н-роллы Чака Берри огласили девственную тишину долины.

Ну и войте… А у нас с Диди — своя жизнь. Потом, поскольку в этих припасах нашлась и бутылка виски, я плавно перешла на блюзы.

Не хочу думать ни о чем. Откуда это все взялось и что, собственно, происходит? Какая разница… Хочу есть, пить и «гулять» — смотреть на звезды — под музыку. Вот так.

День восьмой

Некоторые соображения теперь, когда я уже немного освоилась и переварила случившееся, приходят мне все-таки на ум. Соображения вот какого рода… Что, если этот лагерь — для меня?

Может такое быть?

Неужели… Неужели этот лагерь приготовлен для меня?

Что же это означает? Возможно, те, кто доставил меня сюда, где-то рядом? И они наблюдают за мной?

Возможно, я в Прекрасной долине не одна? Возможно, они надеялись, что я погибну — в самые же первые часы своего пребывания среди дикой природы. От одиночества, голода или страха. И потому они не стали меня убирать.

Но этого не случилось. Я все еще жива.

И теперь они почему-то решили сохранить мою жизнь. Может быть, понаблюдав за моими манипуляциями с «Леди Смит»?

Но почему они не хотят, чтобы я погибла? Пожалели? Или я им для чего-то нужна? В жалость я не верю. Остается второй вариант.

Любопытно, что среди приготовленного для меня снаряжения есть все, о чем можно только мечтать в моем положении. Нет только патронов для моего пистолета «Smith & Wesson».

Какая невнимательность! При такой-то предупредительной заботе!

Может, это вообще какой-то грандиозный эксперимент над моей психикой?

Как утверждал когда-то мой муж, кстати, нейробиолог по образованию, человеку и не надо ничего «реально» переживать. Достаточно воздействия на определенные участки мозга — и вот вам боль, радость, отчаяние или эйфория. Какие хочешь ощущения…

Может, я лежу где-нибудь на коечке — в какой-нибудь лаборатории, с присоединенными к моей несчастной голове проводками, — и все эти видения результат «воздействия» электродов? А на самом деле ничего нет. Никакой долины.

Ну и шут с ними. Хоть бы и так! Важен результат. В данный момент он мне даже нравится.

Если бы еще вывихнутая нога перестала болеть.

Н-да… Однако что ж такое: на одни участки мозга воздействуют, а на те, которые за боль в лодыжке отвечают, забыли?

День десятый

К сожалению, у меня не получается вести дневник каждый день.

Лодыжка наконец перестала болеть. Однако больше я не планирую восхождений. И не занимаюсь «разведкой местности». Как-то больше не хочется. Да и бессмысленно это все, по-видимому. Своими силами мне из этой долинки не выбраться.

У меня сейчас, когда я опять «на ногах», другие заботы. Обдумав свое положение, а также то, что мне уже известно об этой долине, я решила перенести свой лагерь к реке.

Теперь, когда у меня есть палатка, отличный теплый спальный мешок и все необходимое для туристического бивачного существования снаряжение, я не привязана так крепко к теплым расселинам горы Черной. Расселинам теплым — и опасным…

Ночевать я теперь могу и в другом месте — не замерзну. И не поджарюсь — во всяком случае, сразу! — в случае внезапной активности Черной.