Сандра Браун - Влюбленные

Хирург долго и подробно рассказывал о характере полученной Хедли раны и о мерах, которые потребовались, чтобы извлечь винтовочную пулю, однако его слова почти не доходили до сознания слушателей. Ева и Доусон поняли только одно: как только спадет опухоль травмированных тканей, вызванный ею частичный паралич плечевого пояса и верхних конечностей пройдет и раненый полностью восстановит двигательную способность.

Амелия тоже была рада слышать эти новости. Она понимала, что испытываемое ею облегчение не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствуют Ева и Доусон, однако оно все же было значительным. Если бы Хедли умер, Амелия вряд ли сумела бы отнестись к этому спокойно, хотя Ева и пыталась убедить ее, что в случившемся она нисколько не виновата.

Радость, которую разделяли все трое, заставила их крепко обняться. Они то плакали, то смеялись и без конца благодарили врача за то, что́ он сделал. Наконец Доусон взял себя в руки. Точнее, он прибег к чисто мужскому способу справляться с событиями, вызывающими глубокие эмоциональные переживания, а именно — притворился, будто держит события под контролем и не позволяет им влиять на собственные мысли и поступки.

— Я знал, что он выживет, — заявил Доусон. — Хедли слишком упрям, чтобы погибнуть от какой-то дурацкой пули. Кроме того, я сомневаюсь, что крестный мог бы умереть, не прочтя мне предварительно последнюю лекцию о том, что́ я должен делать и как себя вести в его отсутствие.

Ева улыбнулась его словам, хотя — как и Амелия — видела его насквозь: за показной бравадой скрываются колоссальное облегчение и нежность к человеку, заменившему ему отца и ставшему ему самым близким другом. Она ничего не стала говорить, предоставив Доусону справляться с эмоциями так, как он считает нужным. Достав мобильный телефон, Ева позвонила в Лондон дочери, которая не спала, ожидая новостей об отце.

Примерно через полчаса пришедшая медсестра сказала Еве, что она может навестить своего раненого супруга в послеоперационном покое. Доусон официально родственником не считался, но Ева настояла, чтобы ему разрешили пойти с ней. Он не хотел оставлять Амелию в комнате ожидания одну, и сестра провела всех троих в палату, где в отгороженном ширмами углу стояла койка Хедли. Вокруг громоздилось самое разное медицинское оборудование, от которого к телу раненого тянулись разноцветные провода, шланги и трубочки. Хедли был в сознании; услышав, что кто-то вошел, он открыл глаза и, увидев Еву, проговорил ворчливо, хотя и несколько невнятно:

— А ты-то здесь откуда взялась?

Ева бережно взяла его за руку и, с трудом сдерживая слезы, поцеловала в лоб.

— Мне позвонили и сказали, что ты был настолько глуп, что подставился под пулю, — ответила она ему в тон. — Я проверила свое расписание, и оказалось, что как раз на сегодня у меня не запланировано никаких важных дел. И вот я здесь. Ты рад?

Глаза Хедли как-то подозрительно блеснули — в палате было не слишком светло, так что Доусон мог и ошибиться.

— Я-то рад, но если ты привезла с собой «Виагру» — можешь спустить ее в унитаз. Все равно я не могу даже рукой пошевелить.

Ева негромко рассмеялась.

— Врач сказал, что паралич скоро пройдет.

Слегка расфокусированный взгляд Хедли переместился на Доусона.

— Она врет?

— Нет. Так что с «Виагрой» я бы торопиться не стал. Скоро она тебе понадобится.

— Прекратите вы, оба!.. — воскликнула Ева, притворяясь возмущенной. — Что подумает о нас Амелия?!

Хедли посмотрел на молодую женщину. Мышцы шеи его не слушались, двигались только глаза, и Амелия подумала, что он, наверное, очень страдает от боли. Впрочем, она почти сразу сообразила, что ему наверняка сделали обезболивающий укол, и у нее немного отлегло от сердца.

Слегка запинаясь, Амелия произнесла несколько сочувственных фраз.

— Пустяки! — отозвался Хедли. Голос его звучал слабо, но интонации были прежние, боевые. — Я очень рад, что твой бывший муженек выстрелил в меня, а не в тебя.

— В нее он тоже стрелял, — сообщил Доусон. — Но промахнулся.

— Проклятье! — Хедли ненадолго прикрыл глаза.

— Доусон меня вовремя толкнул, — пояснила Амелия. — Он спас мне жизнь.

— Надеюсь, его схватили? — спросил Хедли, не открывая глаз.

— Только не надо сейчас говорит о делах, Гэри! — упрекнула его Ева, но старый агент не обратил на ее слова никакого внимания. С явным усилием разлепив веки, он пристально посмотрел на Доусона.

— Нет, — нехотя признался он. — Джереми все еще на свободе. Кстати, Такер утверждает, что на крыше был еще один человек. Он склонен считать, что это был Карл. Кажется, местные копы наконец-то поверили в его существование, а также в то, что он тесно связан с воскресшим из мертвых снайпером. Связан в том числе и родственными отношениями.

— Проклятье!.. — повторил Хедли. — Упустить такой шанс! Вы могли схватить сразу обоих.

— Еще одно слово о работе, Гэри, и я немедленно отсюда уезжаю! — решительно вмешалась Ева. — Клянусь, я так и сделаю!

Никто ей не поверил. С трудом улыбнувшись жене, Хедли сказал слабым голосом:

— Я чертовски рад, Ева, что в твоем плотном деловом расписании нашлось это небольшое «окошко» для меня. Если бы ты знала, как мне хочется тебя обнять!

При этих словах Доусон покосился на полупрозрачные ширмы-экраны, отгораживавшие койку Хедли от остальной комнаты и создававшие иллюзию некоторого уединения.

— Ладно, поправляйся скорее, — грубовато сказал он. — Мы с Амелией, пожалуй, пойдем, чтобы вы могли немного побыть вдвоем. А то нас, наверное, скоро всех отсюда прогонят.

— Куда это ты заторопился? — с подозрением осведомился Хедли.

— Никуда. Я просто сказал.

— Ты не крути, говори, в чем дело, — прищурился тот.

— Ну ладно, если тебе так нужно знать — я здорово проголодался. Целый день ничего не ел, кроме утренних пончиков, и все это по твоей милости. Теперь мне надо немного подкрепиться.

— Ну извини. Не хотел причинять тебе неудобства.

При этих словах Доусон посмотрел на Еву и подмигнул.

— Вот, он снова начинает ворчать. Это добрый знак. Теперь он точно поправится. — Он перевел взгляд на Хедли, и выражение его лица снова стало серьезным. — А если честно, ты здорово меня напугал, старина… Нас всех напугал. — Стараясь не потревожить капельницу, прикрепленную пластырем к сгибу локтя Хедли, Доусон взял его за руку и несильно пожал. — Выздоравливай скорее, и не ссорься с медсестрами. Побольше отдыхай, о’кей? Ты нам очень нужен.

Двое мужчин обменялись долгим, пристальным взглядом, все значение которого Амелия так и не смогла расшифровать. Доусон бережно опустил руку Хедли на покрывало и, приподняв пластиковую занавеску, махнул рукой Амелии.