Владимир Романовский - Вас любит Президент

Гейл говорит – «Я тебя подвезу».

Я говорю – «Что?»

Она говорит – «К твоему новому дому».

Я говорю – «Гейл, дорогая моя, у меня даже матраса нет. Едем обратно в Манхаттан».

Мы едем обратно. Она сбрасывает меня у моего любимого заведения, которое специализируется на устрицах, и уезжает, сердитая и разочарованная. Предполагаю, она ожидала, что я буду вне себя от счастья, а также рассчитывала, что все пройдет гладко. Наверное, думала, что мы тут же найдем что-нибудь приличное и пикантное, с какой-нибудь уже стоящей в квартире временной мебелью, и может разопьем бутылку Маргу, с коем сортом вина я ее когда-то познакомила, и ей понравилось, и пойдем справлять новоселье в какое-нибудь заведение, где она весь вечер будет нежиться в лучах моей благодарности, после всего, что для меня сделала – спасла мою жизнь, ступила в собачье дерьмо, и так далее. Да, понимаю – она разочарована. Что ж, всех удовлетворить невозможно, как сказала Илэйн, неся своего кота к ветеринару на кастрацию.

Я заказываю большое блюдо устриц из штата Мейн и размышляю. Я уверена, что даже бедные люди, живущие в Бруклине, пользуются услугами доставки, а как же иначе? Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь тащил, например, комод на собственных плечах, ехал с ним в метро, и не помню, чтобы кто-нибудь при мне заталкивал софу в автобус. Может, они берут грузовики напрокат?

Ну, хорошо. Мужчина, к примеру, может так поступить – взять грузовик напрокат и доставить самому себе обеденный стол или пианино со склада. А как поступают женщины? Неужто нет в этом городе бедных незамужних женщин, которым нечем платить за доставку мебели? Или же они, которые бедные, выходят замуж и переезжают к мужу прямо из родительского дома? Я уверена, что видела какие-то фрагменты фильмов о бедных незамужних женщинах. Они существуют. Может, они просят друзей, есть же у них мужчины-друзья, помочь им, когда им нужно перевезти кровать или комод.

Я решаю, что всю мебель мне доставят. Не буду делать то, что делают бедные, что бы они не делали – пока что. Мне нужен какой-то переходный период, чтобы отучиться от привычек моего сословия. Нужна постепенность. А с Гейл я больше не буду общаться. Очевидно, большая часть моего шарма ушла вместе с деньгами, поэтому Гейл ко мне охладела – ну и очень хорошо, на хуй мне сдались ее одолжения.

Вдруг я вспоминаю, что у меня ничего нет, кроме ключей. Нет адреса нового жилища. Нет телефона агентессы. Не знаю, как туда, в новое жилище, нужно добираться. Не знаю названия станции метро. Можно, конечно, все это узнать. Есть карты и телефонные книги и еще много разного. Но мне не хочется. Лучше я начну с начала и найду себе квартиру сама. Бруклином я пока что сыта по горло. На хуй. Нужно искать квартиру в центре.

Удивительно, как все эти люди, которые меня приглашали в рестораны каждый вечер, вдруг куда-то исчезли и не желают появляться, сколько не оставляй на их дурацких автоответчиках игривых сообщений. Новости быстро распространяются. Все всё знают. И никто не перезванивает.

Я выхожу из заведения с устрицами решительная. Я проведу ночь в отеле. А завтра видно будет.

У меня возникает желание поехать в Риверсайд Парк, но я его игнорирую. Вместо этого я решаю поехать в Линкольн Центр и уже поднимаю руку, чтобы поймать такси, как вдруг соображаю, что мне нельзя брать такси так часто, как раньше. Это наводит меня на мысль – я поеду в метро. Посмотрю, что это такое.

Ну, хорошо, стало быть я на Двадцать Первой Стрит, между Пятой и Шестой Авеню – где здесь ближайшая станция? Я топаю к Пятой. Нигде нет ничего похожего на вход в метро. Иду дальше, к Бродвею. Вдруг на углу я слышу грохот поезда под землей. Звук доносится через решетку в тротуаре. Значит, здесь линия метро. Хорошо. Если идти вдоль линии, рано или поздно дойдешь до станции. Правильно, но – в каком направлении идет линия? В смысле – теоретически, раз все линии находятся под землей, значит, им не нужно следовать улицам и авеню. Они в любом направлении могут идти. Или нет? Не знаю. Может, нужно спросить.

Я осматриваюсь. Вижу пару старушек, которые вряд ли поймут, о чем их спрашивают. За ними идет какой-то пакистанец, чем-то озабочен. Тоже самое. Три черных подростка вразвалку идут по улице, занимая собой каким-то образом весь тротуар. Белая пара, не местная, делает вид, что не боится подростков. А! Полицейский! Они, вроде бы, должны оказывать помощь гражданам, это часть их работы. Ну, как они ее оказывают, я знаю лучше многих, но может все-таки копы в форме отличаются от сами знаете кого. Я иду к полицейскому.

Я говорю – «Добрый день».

Он говорит – «Привет». И, вроде бы, ужасно ему скучно.

Я говорю – «Не скажете ли мне, где здесь ближайшая станция метро?»

Он кивает, поворачивается, указывает рукой, и говорит, «Вон там одна есть. Вам какой поезд нужен?»

Сперва я теряюсь, но тут же соображаю, что это он про разные линии говорит. В метро много разных линий и направлений.

Я говорю – «Который идет в Линкольн Центр».

Он говорит – «Сядете на Кью, доедете то Таймз Сквера, а там пересядете на Номер Один. Вон там станция, солнышко. Вон там, правильно».

Какая-то тарабарщина, ничего не понимаю. Я все равно благодарю его и иду в указанном направлении. Теперь я оказываюсь в бывшем Мэдисон Сквере – а может он и сейчас так называется? Не знаю. Вид роскошный. Небосркеб-утюг, классический, на углу, и башня с часами, и часы горят. И прямо на углу – что бы вы думали! – станция метро. О да.

Я делаю глубокий вдох и спускаюсь в метро. Я более или менее уверена, что за вход надо платить. Вспоминая мои приключения в юности, и те несколько поездок на метро, которые имели в то время место, я смутно припоминаю, что покупала … что именно? Билет?

Метро во всех странах похоже, наверное, и здесь должно быть примерно тоже самое, что в Париже. Единственный раз, когда я ездила в парижском метро – я ездила сами знаете с кем, и помню, что он покупал прямоугольные картонки такие, и показывал мне, как их пропускать через машину, которая в ответ на это действие открывала такую специальную узкую калитку. Я смотрю по сторонам и вижу похожие машины с турникетами. Есть также будка с равнодушным каким-то толстяком внутри. Я иду к будке и говорю – «Здравствуйте. Билеты следует покупать у вас?»

Он говорит – «На сегодняшний спектакль?»

Проходит некоторое время прежде чем я понимаю, что это, типа, сарказм. Вот же сволочь. Я и так раздражена, но знаю, что нужно быть вежливой, поскольку представители среднего класса ужасно обидчивы, и я говорю – «Мне нужно попасть в Линкольн Центр».