Дэвид Лоуренс - Дочь леди Чаттерли

У Клэр раскалывалась от боли голова, и она попросила у сестры Ивэнс позволения уйти домой. И еще попросила срочно тот недельный отпуск, который полагался ей на свадьбу.

— Вы что, выходите замуж раньше намеченного срока? — поинтересовалась мисс Ивэнс, окинув девушку завистливым взглядом. Но получила отрицательный ответ. Очень короткий, что еще больше раздосадовало Ивэнс. Она отослала Клэр за разрешением в канцелярию, ехидно добавив при этом, что, если сестра милосердия так больна, что не может выполнять свои обязанности, пускай лучше отправляется домой.

— Бога ради извините меня, — пробормотала Клэр.

Сестра Ивэнс поджала губы и поспешила в перевязочную. Наверное, эта рыжеволосая красотка беременна, подумала она. Иначе зачем ей так спешить под венец? О, эти современные девушки! Сестра Ивэнс их всех презирает.

Клэр не хотелось покидать госпиталь среди дня. Но работать она не могла — все валилось из рук. Она пожелала капитану Тэлботу удачи — сегодня ему предстояло в первый раз встать на костыли — и поспешила домой.

Проглотив несколько успокоительных таблеток и вздремнув часа два, Клэр собрала вещи и поехала на вокзал. До Брайтона, как обычно, добиралась поездом, оттуда к дому шел автобус. Клэр предупредила по телефону мать, что приедет, но когда миссис Меллорс спросила, что случилось, отрезала:

— Все расскажу при встрече. Я пробуду дома неделю или даже больше.

— А как же твоя свадьба! — воскликнула Конни, и Клэр отстранила от уха трубку — она не любила, когда говорили громко.

Невольно вспомнилось прошлое. Ей, Клэр, восемь лет. Они с матерью едут в лондонском автобусе, держат путь в универмаг «Хэрродс», чтобы выбрать подарок к дню рождения Клэр. Мать затевает спор с кондукторшей по поводу платы за проезд. Она возбуждена и кричит на весь автобус. На них обращают внимание люди, и маленькая Клэр краснеет и съеживается под их любопытными взглядами. Только бы никто не догадался, молит она Бога, что эта громкоголосая женщина — ее мать. Ей сейчас очень не хватает отца. Он всегда говорит тихо, спокойно, и она очень любит слушать его рассказы о том, где строят свои гнезда крапчатые дрозды, почему белки запасают на зиму орехи или как найти тропу бобра. Сегодня один из тех дней, когда отца она любит во сто крат сильнее матери. Она вспоминает, как они шли лесом, слушая щебетанье птиц и шелест листвы на дубах. Потом отец повел ее на вершину холма, и они долго вдыхали соленый запах моря.

Да, подчас у них с отцом устанавливалась настоящая духовная близость, хотя в другие моменты Клэр испытывала к нему приступы отчуждения. Наверное из-за того, что он всегда любил мать больше, чем ее. Она никогда не хотела быть на втором месте! Однажды ей даже пришло в голову, что когда она вырастет и станет очень красивой, а мать постареет и пострашнеет, отец будет любить ее больше всех. И она торопила это время. Ей хотелось независимости и взрослой жизни.

Ну вот, эта жизнь наступила, а разве ей стало легче? Клэр сидела с закрытыми глазами, облокотившись о жесткую спинку сиденья вагона третьего класса. С тех пор, как она себя помнит, жизнь для нее беспрестанная борьба. Война длится уже четвертый год, и в сравнении с теми страданиями, которые она принесла людям, ее собственные кажутся ничтожными. Интересно бы знать, так все живут или только она, Клэр Меллорс? Никак не удается ей найти теплую нишу, в которой можно расслабиться и чувствовать себя в безопасности. Или они все заняты? Почему ее никогда не покидает тревога и чувство недовольства собой? У нее было счастливое детство, она любила родителей, любила «Лебединую долину», эту старую ферму с высокой крутой крышей из горбыля в разводах зеленого лишайника, с полами, вымощенными мраморной плиткой. Благодаря стараниям матери в доме всегда было тепло и уютно. Это она застлала коврами полы и повесила на двери шторы, чтобы в комнаты не дай Бог не пробрались сквозняки с улицы. Она уговорила отца установить работающий на угле бойлер, и дом отныне отапливался от котла. И она и отец — Клэр уже давным-давно не называла родителей «мама» и «папа» — всегда были ей так рады. Они оставались все теми же Конни и Оливером, словно понятие времени для них не существовало. Разве что мать располнела, а в волосах отца появились серебряные прядки.

Тогда почему ей стало так неуютно в отчем доме?

Она все время словно наблюдает за ними со стороны, подмечает их недостатки, критикует. Не родная она им дочь, что ли?..

Может быть, в этот ее приезд все будет иначе, думала Клэр, правда, без особой уверенности.

Она сошла с автобуса на углу Сван-кросс. Деревенька была небольшая, церквушка и вовсе крохотная. Клэр брела по дороге в сторону фермы. Туман еще не успел окутать землю и здесь, под защитой невысоких пологих холмов, даже в такой ветреный и холодный день казалось покойно и тихо. Над головой гудели истребители, но их гул казался таким мирным на фоне природы.

Из чащи леса с криком вылетела стайка молодых фазанов и куропаток — не поделили что-то между собой птицы. Клэр знала здесь каждый дом, каждую яблоньку в саду. Вон та запущенная молочная ферма принадлежит Тому Лонгли, другу ее отца; огромный амбар в стиле Тюдор купил художник из Лондона. Хочет превратить его в студию. Но сейчас идет война, и амбар пустует.

Деревню с юго-запада прикрывает гряда невысоких холмов, надежно укрывая от промозглых ветров. На их склонах деревья почти не растут, да и кустарник хилый и низкий. Зато у подножья начинаются пышные заросли.

Прежде чем ступить на землю «Лебединой долины», Клэр остановилась и, поставив сумку, залюбовалась стройными серебристыми березами, посаженными вдоль забора. Их бордовые сережки дрожали на ветру. Когда-то она приходила сюда послушать соловьев… Тогда они еще не были помолвлены с Робином, и она с нетерпением ждала этого дня. А сейчас на душе такой мрак. Родители, мать в особенности, наверняка пристанут с расспросами, а у нее язык не ворочается от усталости.

Показался родной дом, старое длинное строение с низко нависшей крышей. Ей нравился блекло-розовый цвет толстых каменных стен, высокие печные трубы высились, точно башни замка. Из одной шел жемчужно-серый дымок — это затопили камин в гостиной. Слева, за изгородью из кустов боярышника, блеяли овцы племенной ангорской породы, гордость ее отца. Крупные, покрытые бурой лохматой шерстью животные, сильные и выносливые, как сами британцы. Неподалеку паслись пузатые матки на сносях. Могучие ореховые деревья простирали свои обнаженные ветви над порогом дома, сплетая их в настоящий навес. Летом орехи покрывались густой листвой. Их часто фотографировали туристы.