Людмила Бояджиева - Уроки любви

Джессика кивнула:

— Мне было еще неведомо все, о чем рассказывает «Горная рапсодия». Но я испугалась, сама не знаю, почему.

— Это и требовалось. На следующий день мне удалось подсыпать сильный яд в стакан молока, приготовленный для тебя костюмершей. И что же?.. О, как я торжествовала! Как была счастлива… Ты валялась на полу, словно мертвая, в костюме Маргариты, с навсегда замолкнувшим горлом…

Покачнувшись, Сарма присела на диван.

— Но я снова ошиблась: тот яд оказался не для тебя, дьяволица. Ты была лишь на грани ухода, а Теофил в озарении написал музыку. Ту самую, что выдает за свою сейчас Барри! Помнишь наш разговор о вулкане? И каково тебе жилось возле разверзшегося кратера, дорогая?

— Что тебе надо, Сарма? Мне пора… Джессика провела ладонью по лицу, покрывшемуся вдруг испариной. Ужасная слабость. Мне надо допеть финал…

— Сочувствую. Твой любимый переборщил с отравой в это молоко Барри высыпал целую унцию яда, все, что было в его перстне.

— Неправда… Он не мог…

— Мог. Я совершенно уверена в этом, хотя видела лицо Берримора на большом расстоянии. Но я научилась различать убийц по особым приметам отсвету безумия в фанатично блестящих глазах.

Джессика села, держась за виски. Сарма протянула ей стакан воды:

— Пей, я вовсе не заинтересована, чтобы ты покинула сцену слишком рано. Пей! Пей еще… Кто знает, может, Барри удалось заполучить какой-то особый яд у этих чернокнижников. Они могут многое, например, отнять голос. Или убить любовь. Но ты оказалась им не по зубам, Избранная. Твой голос возвращался к тебе и страсть Барри тоже…

— Я думала, что стала терять свой дар из-за проклятия Теда, после того, как я бросила его… И поэтому прогнала, отобрав сочиненную им музыку. Я отомстила, подарив ее Барри.

— Ха! Теофил не способен проклясть. Во всяком случае, тебя.

— Я уже знаю это. Он отдал мне свое последнее сочинение, которое не смог уничтожить. И я поняла все… Ты не простишь меня, Сарма, и не пожалеешь. Но мне жаль, что я испортила твою жизнь.

— Не заблуждайся, не ты одна. Вы вместе с Барри. Поэтому меня не устраивает задуманный им финал труп Джес Галл на сцене и бурная слава Гранта, «выдающегося композитора». Я хочу спалить Берримора Гранта на костре позора. Раздельно и грозно, как приговор, произнесла Сарма. Он должен быть уничтожен. И сделаю это я.

…Начав финальную арию, Джессика почувствовала, что ее силы на исходе. Артист, исполнявший партию «Волчонка», приготовился к крещендо он должен был заслонить любимую от предательской стрелы… Но тут солистка сделала три неверных шага к авансцене и подала знак дирижеру оркестр умолк.

— Занавес! Громко крикнул стоящий за кулисами настороже Барри. Миссис Галл плохо!

Но занавес остался на месте. В тишине, охватившей зал, было слышно, как что-то заскрипело в колосниках от мощного сквозняка.

— Дамы и господа… Я должна сделать заявление… Вы видите перед собой преступников… Правда, сейчас восторжествует правда…

— Господи! Ну, где же занавес! Доктора! Подхватив за талию падающую Джессику, Грант затравленно озирался на залитой светом авансцене под взглядами тысяч зрителей. Большой хор и оркестр застыли в оцепенении. Пораженные неожиданностью, замерли зрители.

Последним сильным движением Джессика оттолкнула Гранта и упала навзничь:

— Я прощаю тебя, Черный рыцарь, но тебе нет спасения.

Сжавшись, Барри в ужасе огляделся и метнулся в глубину кулис. Тут же что-то хрустнуло, зашелестело дождь белых роз осыпал сцену и неподвижно лежащую на ней женщину.

Глава 32

— Я так не люблю поезда! Рыжеволосая женщина испуганно прижалась к сидящему рядом мужчине.

— Успокойся, мы в самолете. Ты просто уснула и увидела что-то страшное. Поправив на переносице роговую дужку очков, он откинул со лба светлые, мягкие пряди. Поспи, я спою тебе колыбельную. Хочешь, я попытаюсь даже сделать это по-русски? Вот… «Спи, младенец мой прекрасный, Бог твой сон храни…».

— Господи, господи… Я все еще сплю или уже проснулась? Как меня зовут, Тедди?

— Ты единственная, неповторимая Джессика Галл бесконечная любовь моей жизни. Всей моей жизни… Тед мерно покачивал прижавшуюся к нему женщину. Это поняла даже Лилиан. Она сказала: «Мне, наконец, ясно все, и я даже рада, что участвовала в грандиозном спектакле вашей судьбы».

— Лилиан? Ведь она старалась тогда вместе с Барри разлучить нас.

— Она блуждала во тьме неведения. Как и все мы, как и все мы…

Я уехал из «Веселой долины» нищим и радостным. Я потерял тебя и музыку, которая могла вознести меня к былой славе… Но, Джес! То, что произошло с нами в ту ночь, изменило меня я стал сильным. О, ты знаешь, что это такое бурлящая, праздничная, победная сила!

Вы скрылись во Флоренции, чтобы подготовить свой триумф. А я не мог оторваться от рояля Боже, какой это был восторг! Это плохая музыка, Джес, но она рассказывала мне о тебе, о нас… Не знаю, не могу объяснить, я словно прожил целую жизнь… А когда все кончилось, я умер Сжав зубы, Тед долго смотрел на бесконечные поля облаков за круглым окном. Я опустел, словно рояль, из которого вытащили все струны. Не помню, как пытался сжечь ноты, как Лилиан увезла меня в клинику… Наверно, я медленно угасал. И тогда Лилиан сказала, что передала тебе то, что я хотел загубить в огне… Почему-то листки лишь обуглились, но именно это вдруг открыло мне какой-то смысл всего, что случилось с нами, я понял, что, прочитав мои записки, на премьере в «Карнеги-холл» ты обязательно расскажешь правду, а это значит, вернешься ко мне… Я ухитрился подготовить все, чтобы сделать твою победу триумфальной, дать знать, как я люблю тебя… В корзинах для «снега» на колосниках были спрятаны сотни белых роз… Ведь ты любишь их, Джес…

— Но ведь ты появился на сцене сам? Или это в моем бреду?

— Я не собирался появляться. Ведь трудно было предугадать, что Барри решится отравить тебя… Бедняга, он надеялся стать единственным владельцем нашей музыки…

Но вечером в клинику явилась Лилиан, она заставила меня одеть смокинг и посадила в машину… Я двигался, как во сне… Мы подоспели к финалу. Когда ты упала, Сарма вытолкнула меня на сцену, сказав, что Грант убийца. Мы выбежали к тебе все вместе Лилиан, Сарма, доктор и я… Полагаю, это было забавное зрелище… Я, кажется, рыдал над тобой, как Ромео над уснувшей Джульеттой, заклиная не оставлять меня. Доктору пришлось повозиться сразу с двумя… А Барри сбежал, никому не известно, где он.

— В сущности, он попал в западню. Джессика нахмурилась. Грант не мог и предугадать, что ты написал для меня в несгоревших листках… Теперь я, кажется, вспомнила о себе все… Если бы это знание пришло ко мне раньше, все было бы по-иному, Тед. Я не толкнула бы Гранта на ложный путь.