Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь
– Мы убьем Крата, и никто на нас не подумает, а Данка с нами не пойдет. – Виталька хитро улыбается.
– Еще чего! Конечно, пойду, иначе не стоит его и убивать.
– Стоит. Он злобится на тебя – и за Цыбу, и за ту историю, помнишь? – Виталька садится на лавку. – Он не оставит тебя в покое. А потом и тех хануриков с Варны переловим. Или объединимся с Автобаном и Кубой и вломим им всем.
– Я все равно пойду с вами.
– О, Данка уперлась. – Таня смеется. – Давай, Виталька, поспорь с ней. Не хочешь? Все равно не переспоришь, сам знаешь. Данка уперлась. Как мы его убьем?
– Трубой по башке – и все дела.
– Цыба, ты у нас гений. – Виталька усмехается. – Это чересчур просто. Менты – тоже не дураки, слухи уже ходят, все знают, что было с Данкой. Нет, так не годится. А сделаем мы вот что…4
На это место они часто приходили вчетвером. Если пройти мимо музея, мимо каменных надгробий и прочих древностей, спуститься с холма вниз, то можно попасть сюда. Здесь большие камни подступают к самой воде, берег относительно пологий, а вода прозрачная. Это место на Острове тогда принадлежало им. Здесь по-прежнему пахнет мокрым песком. И камни все такие же теплые, нагретые солнцем. Дана сидит на камне, закрыв глаза. Где-то далеко стоят три мраморных ангела. Кошкины глаза золотятся на донышке ее зрачков.
– Привет, Данка.
Она поворачивает голову. Красивый парень с бронзовым лицом и медальным профилем. Прямые черные волосы зачесаны назад и собраны в небольшой пучок, черные глаза смотрят знакомо. Это из сна о счастье.
– Не узнаешь меня?
Он изменился, но Дана все равно узнает его. Она узнала бы его всегда. Когда они виделись в последний раз, он выглядел подростком, а теперь у него широкие мускулистые плечи и сильные руки, но это ничего не меняет. Она узнала бы его и через сто лет.
– Как ты нашел меня?
– Стучите – и отворится вам, ищите – и обретете. Я рад тебя видеть.
– Да?
– Прости, я совсем не то хотел сказать. Я знаю о твоем горе. Твоя мама позвонила мне.
«Все такой же неловкий. Ну, хоть что-то осталось от тебя прежнего».
– Мы очень давно не виделись, я… я очень скучал. Дана, мне жаль. Эй, ты что? Что с тобой такое, малышка?
– Я в порядке, – нужно учиться жить мертвой, – я тоже рада тебя видеть. Что ты сейчас делаешь?
– У меня есть ночной клуб и ресторан. Мы на пару с Цыбой делаем свой бизнес, и дела идут неплохо.
«Ах, да. Ты же сидел в тюрьме, я помню. Что ж, значит, все вышло так, как задумывалось».
– Ты, наверное, помнишь. Я вытащил козырную карту. Теперь плачу налоги, отстегиваю «крыше» и живу спокойно. Три года, детка, три паршивых года. Но я не жалею. Другого пути у меня не было.
– Я знаю.
– Данка, ты пугаешь меня. Идем, повезу тебя обедать.
– Ты быстро нашел меня.
– Твоя мама беспокоится, и я вижу, что не зря. У тебя хорошая мать, Данка. Помнишь блины с вареньем?
– Помню.
«Мама всегда жалела и любила их всех, а его – особенно».
– Поедем, Дана. Я обещал ей, что не оставлю тебя одну.
– Я не хочу усложнять твою жизнь. Ты очень занят, а я… Я сама о себе позабочусь.
– Ты говоришь глупости, а выглядишь просто ужасно. Поехали.
Они вдвоем поднимаются по тропе. Дана идет впереди, Виталий – следом. Он давно научился владеть своим лицом, но когда он спустился к берегу и увидел одинокую фигурку на камне, в его груди словно атомная бомба разорвалась. Острая жалость пронзила его сердце – столько было безысходной тоски в опущенной светловолосой головке, в поникших хрупких плечах. Он не видел ее много лет, думал, что забыл ее, но стоило ему увидеть эти большие дымчатые глаза, нежное лицо, стоило поймать ее взгляд – и Виталий понял, что любовь всегда была с ним. Как забрасывают мокрым песком пламя, так он забрасывал ее будничными делами, глушил многочисленными связями, но все зря. В ту минуту он понял, что любит Дану так же, а может, еще сильнее.
И теперь она совсем рядом, только протяни руку – и можно ощутить в ладони ее прозрачные пальчики… Но она идет вперед, далекая и безучастная. Виталий чувствует: с ней творится что-то страшное, он может потерять ее – уже навсегда, но она идет вперед и молчит. В глазах ее отражается небо, но жизни в них нет. Это не та девушка, которую он любил. Но он любит ее и такую, новую – еще сильнее.
Их ждет большая темно-синяя машина, возле которой стоят два огромных парня.
– Это Эдик и Егор. Данка, осторожно, головой не ударься.
Виталька, старый друг и соратник. Длинный коридор, пропахший борщом и мокрыми простынями, запах горелых листьев и полыни на «точке», кровавые драки и клятва вендетты. И плюгавое тело слюнявого садиста на рельсах. Убив его, они избавили мир от будущего убийцы.
«Я вполне могу терпеть его рядом. При нем мне не надо притворяться живой».
– Помнишь, тебе никогда не нравились черные машины? Ты говорила, что они напоминают катафалк. Вот я и купил темно-синюю. Нравится?
– Когда ты узнал?
– О твоей… о твоем горе? В тот же день. Твоя мама, мы общались. Господи, мне так жаль! Малыш, ты не в себе. Нельзя так. У тебя есть Лека. Кстати, чудесный парень. Я подарил ему пони, ты видела?
– Нет. Я прилетела вчера вечером.
«Как будто, если теряешь один палец, а остальные остаются, рана меньше болит. Моя малышка, принцесса в атласном платьице, пахнущая птенчиком…»
Яркая вывеска. Ресторан «Дана».
– Виталик?!
– Да, малыш. Ты помнишь?..
Она помнит. Горячие губы Витальки, его умелые и нежные ласки. Их ночь. Но это в прошлом. Где-то далеко.
– Я ничего такого не имею в виду. – Он с болью вглядывается в лицо Даны. – Просто я всегда помню. Потому что ты – самое лучшее, что было в моей жизни. Я понимаю, глупо говорить сейчас об этом, но я помню. И я очень дорожу этой памятью…
– Не надо, Виталик.
«Все в прошлом. Я сама в прошлом. Я умерла».
Таня почти не изменилась. С годами ее красота стала более яркой, зрелой. Дана рядом с ней выглядит смертельно больной. Таня обнимает подругу, чувствуя, как слезы текут по щекам.
– Данка! Я так соскучилась!
«Я, может быть, тоже».
– Идем в кабинет, нам туда подадут еду. Томатный сок, ты его еще любишь? Ты его литрами когда-то уничтожала.
– Да.
– Ну, вот, сейчас придет Виталька, нам накроют стол. Вадик в отъезде, завтра явится.
– Да.
– Данка, это все ужасно! Как же так? Вадим вернулся с похорон прямо больной. Дана, я поверить не могу!
– Да.
– Прости, я не должна… Вот, садись сюда, здесь удобно.
Красивый кабинет в голубых тонах. Круглый стол, дорогая мебель, цветы, мягкий ковер. Шелковая обивка кресел и бархатные шторы. Виталий разливает напитки. Томатный сок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});